ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO
В МИРЕ
В МОСКВЕ
В РОССИИ
В ПИТЕРЕ
В
ИНТЕРНЕТЕ ПЕРИОДИКА
ТЕКСТЫ
НАВИГАТОР
АРТ ЛОНДОН
- РЕПОРТАЖИ ЕЛЕНЫ ЗАЙЦЕВОЙ АРТИКУЛЯЦИЯ
С ДМИТРИЕМ БАРАБАНОВЫМ АРТ
ФОН С ОКСАНОЙ САРКИСЯН МОЛОЧНИКОВ
ИЗ БЕРЛИНА ВЕНСКИЕ
ЗАМЕТКИ ЛЕНЫ ЛАПШИНОЙ SUPREMUS
- ЦЮРИХ ОРГАНАЙЗЕР
ВЕЛИКАНОВ
ЯРМАРКИ
 |
◄art-ontheground
#20
Павел Микитенко. Занимайте, чтобы освобождать!> Кому как не жителям России должны быть понятны критические аргументы в сторону представительной демократии. Избранный президент, правительство и депутаты парламента действуют в своих собственных интересах. А полученную на время избрания власть они используют, чтобы удержаться у власти. Поэтому изучение, изобретение, практика новых моделей совместной жизни так важны сегодня. Важны, тем более, среди взрывающихся, начиная с африканской весны, революций, докатившихся даже до смирной России. |
|
Одним из таких изобретений современной французской философии стала идея
демократического высказывания, моделью которого является высказывание
художественное. Новой эта идея является по меркам философских новостей, не
частых, но от того лишь более основательно претендующих на то, чтобы открыть
нам что-то действительно неизвестное. Хронологически она появилась ещё до
последней волны революций, в середине 00-х (и продолжает линию политической
мысли 68го года), но благодаря этой новой волне стали яснее её практические
возможности. Наш текст нужен, чтобы вернуть этой новой идее ту ясность,
которую придаёт ей новая практика политического (искусства) в Греции,
Египте, Испании, Италии, Америке... и прояснить новые возможности
политического (искусства) в России. Эту идею развивает Жан-Люк Нанси в книге «Истина демократии» (рецензия на эту книгу, позволяющая подробнее познакомиться с её содержанием). Те или иные высказывания декларируют наши мысли, желания и чувства. Нанси предлагает понимать демократическую политику как обеспечение возможности бесконечного разнообразия форм и смыслов высказываний, будь это высказывание «экзистенциальным, художественным, литературным, мечтательным, любовным, научным, мыслительным, праздным, игровым, дружеским, гастрономическим, урбанистическим…». Демократическая политика состоит в обеспечении этой возможности, а также в избавлении высказываний от самих себя, то есть от того, что мы привыкли называть политикой. Демократия Нанси есть демократия действия, а не фразы. Она нужна, чтобы обеспечить демократическое взаимодействие и бесконечное разнообразие форм и смыслов высказываний. В отличии от господствующих типов политики, стремящихся занять трибуну и провозгласить себя демократией, оставляя вопросы демократической политики практически до лучших времён. Демократическая политика отличается от современной «демократии» не только в рамках политической системы. Она требует также и иной консистенции совместности, другой основы взаимодействия и за пределами политических институтов. В современных европейских обществах обмен бесконечного разнообразия желаний обеспечивается универсальной эквиваленцией рыночного обмена. Но если абстрактно деньги уравнивают все вещи друг с другом в общих рамках стоимости, то безраздельное господство этого эквивалента в системе общественных отношений приводит к колоссальному неравенству между существами. Демократия Нанси есть демократия неэквивалентности высказываний, несводимых ни к какому единству. Всё разнообразие этих высказываний не измеряется заранее данной рамкой ценностей. Они равны в своём принципиальном различии, а не в эквиваленции стоимости. Каждый раз эти высказывания утверждают новые ценности или смыслы: уникальные, несравнимые, незаменимые. Это условие и обеспечивает подлинное многообразие демократических деклараций. И вот, в современном искусстве Нанси видит пример такого режима высказываний. Начиная с конца 19го столетия, искусство существует за счёт постоянного собственного превосхождения, стремясь опять и опять "схватить существование во всей полноте его трансформаций". Современный художник считается состоявшимся, только если предложил что-то новое, и не только в заданной системе координат современного искусства, а предложил новую систему координат, новое понимание искусства и самой современности. Кажется, что современное искусство стремится к этому бесконечному разнообразию форм и смыслов и выходу за пределы эквиваленции цен. Но прежде чем разделить с Нанси новые горизонты политики, нужно задаться вопросом о том, что же обеспечивает существование искусства в столь демократичных формах? Современное искусство преследует множество проблем, вызванных как условиями его обращения на рынке искусств, так и ролью в символическом обмене вокруг всемирного рынка и практик отправления власти. Более того, самим своим существованием в качестве отдельной сферы деятельности, притязающей представлять креативный (и инновационный) потенциал нации, искусство обязано модели того, чему Нанси пытается его противопоставить, то есть недемократичной декларативной, представительной "демократии" и логике капитала. Современное искусство недалеко ушло от национального представительства, и представляют потенциал всей страны лишь немногие, а представление самого искусства регулируется логикой рынка. Капиталу и "демократии" мы обязаны строительством национальных музеев современного искусства по всему свету, ярмаркам и биеннальному движению, как основным формам показа современного искусства. И если мы, вслед за Нанси, стремимся к реализации демократического потенциала современного искусства, мы должны стремиться к преодолению этих помех, расположенных глубоко в самих условиях его существования. Вероятно поэтому в артикуляции той же новой идеи Жаком Рансьером звучит сомнение: "Сужение публичного пространства и стирание политической изобретательности во времена консенсуса придают минидемонстрациям художников, их собраниям объектов и следов, их обустройству взаимодействия, ситуативным или каким-то ещё провокациям функцию замещения политики. Понять, смогут ли эти «замещения» по-новому составить политические пространства или вынуждены будут ограничиться их пародированием, наверняка одна из проблем нашего времени". Но как же это понять? Сила позиции Нанси заключается в том, что современное искусство для него продолжается за пределы крупных международных форумов и стен музеев. Продолжается в его диких формах, возникающих из непосредственной жизненной необходимости и ищущих новые пути к публичности. Рэп, электроника, граффити, акционизм.… Каждый из этих примеров свидетельствует о потенциале искусства как носителя демократического принципа неэквивалентности высказывания. Но слабость позиции Нанси в том, что каждый из этих примеров свидетельствует и о беспомощности искусства в осуществлении демократической политики. Рэперы часто сдуваются после заключения первых контрактов с крупными звукозаписывающими компаниями; графитисты с лёгкостью меняют дикую уличную борьбу за городские поверхности на уютные пространства галерей и комфортные условия муниципальных заказов; акционисты (становление которых наиболее интенсивно и поэтому действительно открыто неизвестному) в самом принципе акционистского действия слишком зависимы от масс-медиа и общества Спектакля, с которыми притязают бороться. Все они, прекращая неэквивалентное существование в контексте личных связей сообщества, становятся общим достоянием уже в колонизированном виде, представая в новом контексте рынка и практик правления (даже если выступают против конкретных правителей). И тогда они уже ничего не стоят в контексте освобождения. Поэтому недостаточно очертить возможности освобождения, следующие из наличных практик искусства, чтобы инструментализовать эти практики в качестве условий новых общественных отношений. Так очевидны пределы, о которые постоянно разбиваются связанные с этими возможностями освобождения надежды. В современном обществе искусство является пародией на освобождение, поскольку является его безопасной и беспомощной попыткой. Искусство (неважно, принимает оно формы абстрактной скульптуры, ангажированной живописи, или перформанса в городской среде) безопасно и беспомощно именно в силу конститутивного отделения среды его социального обмена от среды политического взаимодействия. В таком отделении искусство когда-то находило защиту от политического принуждения официальной политики и от рыночного принуждения быть товаром. Но сегодня не менее удушающие, хотя и более изощрённые повадки того, что признано в качестве культуры, не защищают искусство ни от первого ни от второго, и более того, делают необходимой защиту искусства и от самой культурной автономии. Обращение искусства к неофициальной политике как власти вместе с другими, а не власти над другими, просто неспособной существовать без искусства, является его новым спасением, спасающим, согласно Нанси, и саму политику. Иначе говоря, ещё одна мыслительная попытка свести политику и искусство в общем освободительном порыве испытывает нехватку третьего компонента, необходимого для успеха освобождения. И этим компонентом является восстание. Только в моменты столкновения, моменты оспаривания наличного устройства с его декларативной фикцией демократии и обсессивной эквиваленцией капитала, могут реализоваться политика и искусство, реализоваться только как новые практики в новом контексте. И дело не в страсти к восстанию, оправдывающей любые издержки столкновения. Дело в подвижной действительности восстания, в её потенциальном согласии с желаниями и действиями каждого. Речь не о том, чтобы однажды, в восстании, реализовать все желания. Речь о том, чтобы делать действительность всё более пластичной, более согласованной с желаниями и действиями любого. Занятие общих пространств раскрывает искусство дальше самого радикального акционизма или искусства крепкого уличного слова, действующих как вспышки восстания, только миг. Потому что оспорить право на общее у полиции, значит вернуть себе политику. Это и есть недостающий третий компонент, восстание, которое происходит там, где происходит #Захват. О каком искусстве идёт речь? В середине сентября, гуляющие по финансовому району Манхеттена могли увидеть, что привычный облик Заккотти Парка изменился. Он был заполнен людьми, которые решили, что здесь находится место политики, обитания, веселья и борьбы, поиска друзей, себя, новых отношений с другими. Они решили сами представлять себя в медиа: создавать сайты, снимать видео и писать тексты. Они решили, что не будут ничего требовать от финансовых институций и институций государственной власти. Они решили всё сделать сами. Они начали движение, которое развивается из собственного потенциала, не передоверяя решение своей судьбы ни политикам, ни финансовой элите. Они решили отказаться от лидеров и всё решать на собраниях, где каждый имеет возможность высказать своё предложение и голос каждого имеет равный вес. Итак, то, что в течении долгих месяцев отличало Площадь Свободы (они решили дать новое имя этому месту), есть изменение самой ткани социального. Здесь они прочертили границу между обществом и сообществом, полицией и политикой, отчуждением и участием. Они осуществили этот переход, трансгрессию, то, посредством чего мы узнаём искусство. Но это не профанный объект, внесённый на территорию художественных институций революцией в искусстве начала ХХ века. Искусство отношений, новая эстетика существования была внесена в саму повседневность искусством восстания. Последний жест разделения полицейского искусства галерей, музеев и биеннале с одной стороны; и политического искусства с другой совершила сама полиция. Посреди ночи копы ворвалась на Площадь Свободы, нападая на людей, уничтожив созданную ими публичную библиотеку, пытаясь выдворить их с Площади. Как обычно, нарушая закон ради спокойствия чьего-то большого банковского счёта, ради которого людей по всеми миру доводят до нищеты и толкают к самоубийству. Народ занял его собственное общее пространство парка. Полиция противопоставила ему свою претензию на "общественное место". Так был очерчен основной конфликт современности: борьба за общее, которую ведут политика и полиция. Взгляд на место движения #Захвата в городском пространстве позволяет сделать заключение о политическом характере искусства, которое причастно этому движению, ибо в ежедневном конфликте современности это искусство выступает на стороне политики, в столкновении. Этого достаточно, чтобы стать политическим: у нас была хорошая возможность оценить беспомощность традиционных митингов, даже если на них выходят десятки тысяч людей, пришло время оценить политическую мощь захватов. Но этого недостаточно, чтобы стать искусством. Искусством является само это движение #Захвата: то как оно организует себя и как ведёт политическую борьбу. Искусством этого движения является ткань совместности, которую его участники устанавливают на месте атомизации и полицейского контроля, укрыться от которых можно только на тонущих островках дружеских компаний и нуклеарных семей, впрочем тоже не избавленных от двойников полицейских. Когда же у тебя начинают отбирать даже эту последнюю возможность, выгоняя из дома, остаётся только наступать: движение #Захвата в Израиле началось именно с проблемы жилья. Эти "бытовые" проблемы, которые с пренебрежением не допускали в свой ум многие художники, интеллектуалы и активисты, согласно господствующему среди них фетишизму знака полагая, что достаточно не думать о вещах, чтобы они не существовали, напротив, открывают нам новые горизонты политики. Выйти на площади вместе со всеми членами семьи, вместе участвовать в организации приготовления пищи, установке туалетов и спальных мест: значит на практике преодолеть разделение на улицу как место политики и приватное жилище, как место внутренней жизни "вне политики", на мужчин-политиков и женщин-домохозяек. Именно таким образом, впервые на площади Тахрир, была продемонстрирована, а не просто описана или проиллюстрирована связь между политической линией площадных дебатов и политической линией близких отношений, как прекрасно показала Джудит Батлер в статье Союз тел и политика улиц. Обратное движение, несущее уже не домашнее хозяйство на площадь, а политику в пространства разделённого обитания, хранит тот же смысл. В Миннеаполисе движение "Occupy Homes" занимало дома, подлежащие выселению за невыплату процентов ренты. Люди из движения говорили, что банки пытались оккупировать их жилище, но вместо этого дома стали принадлежать народу. В местах скопления одиночеств, проводящих время под охраной полиции, в парках и на городских площадях в сотнях городов по всему миру, создаются пространства совместности, отторгающие полицию. Так происходит "поиск на ощупь нового образа жизни". Это и есть искусство в широком смысле: искусство существования. Только этот поиск может быть контекстом и средой конкретных практик искусства, неприводимого ни к какой эквиваленции разнообразия высказываний. Поскольку настоящее искусство меряется тем, какие возможности отрывает сообществу, открывает непосредственным образом, продолжая сообщество, отличающееся от себя в каждом акте своего нового учреждения. Поиск новых форм жизни, наполненных отношений, опирается на слова, жесты, действия, принятые всерьёз. И всерьёз они могут быть приняты потому, что меряются непосредственно теми эффектами, которые производят между людьми. У мыслей и воображения есть шанс стать здесь реальностью именно потому, что это мысли и мечты о реальности, а не о гонорарах, которые можно получить за эти слова, жесты и действия, отданные в аванс. И в этой среде стали возможны действия, которые мы можем назвать новым искусством, или новыми формами того, что мы назвали искусством раньше. И это искусство, отвечающие на нужды движения, а не на приказ начальника или тематический запрос куратора. Среди множества других изобретений, самым грандиозным стало изобретение живого микрофона. В данном случае нужно было усилить голос в условиях запрета любой усиливающей техники, наложенного полицией. Здесь хорошо видно, какой поразительной чувствительности достигает живой микрофон через жесты, позы, интонации и внимание друг другу, в этой среде, созданной взаимодействием и для лучшего взаимодействия, а не распределением бюджета и менеджментом для покрытия издержек и получения прибыли. И это искусство, эта практика, может достигать поразительных масштабов, когда её разделяют десятки тысяч людей. Вот новая поэзия на площади! Где каждый пропускает слова через себя, произнося их, добавляя интонацию и собственное чувство, одобряя или отклоняя, с помощью жестов и криков, наконец, имея возможность быть источником трансляции. В полицейском пространстве города движение #Захвата причастно искусству в качестве места иного, политического пространства. В контексте самого движения, в его питающей среде искусству могут стать причастны случайные выходки и ситуации поиска новых форм общей жизни. Но есть искусство и в его наступательной тактике. Мы уже говорили о захвате подлежащих выселению домов. Не забудем и общую забастовку в Окленде с блокадой порта в самом начале ноября. А вот хорошее видео непродолжительной блокады порта в Сиэтле. Однажды #Occupy London заняли пустующее здание суда. Занять место закона и справедливости, пустующее в течении пятнадцати лет, чтобы сделать его местом общих собраний и коллективного принятия решений, здесь каждый имеет слово и оно весит столько, насколько остальные поддерживают это слово, вход свободен, что может быть справедливее? И справедливость здесь была нам продемонстрирована, а не описана или проиллюстрирована как в работах художников, считающих себя политическими. Россия оказалась одной из стран, где движение #Занятия не получило заметного распространения. Самым плодотворным, хотя и коротким периодом московского движения стало проведение собраний в местах скопления горожан. Однажды 15тью участниками движения был занят зал ожидания Ленинградского вокзала. После пары часов напряжённых дебатов о слове "классы" со стремящимися оккупировать #Оккупай троцкистами из Комитета за Рабочий Интернационал, и те и другие были выдворены из зала ожидания подвыпившими пассажирами, желающими спать в тишине. Но опыт свободной дискуссии, вынесенный из участия в собраниях, проведённых в технике движения #Занимай очень ценен. Во время больших уличных протестов, московское движение провело две акции. Форум Политика без посредников (или в жж) был собран, чтобы скоординировать действия перед митингом на проспекте Сахарова 24 декабря. Это был опыт самой большой московской ассамблеи, в которой участвовали человек шестьдесят. Были созданы инициативные группы по разным вопросам участия в митинге. Здесь можно найти видеозапись форума с выступлениями: - Государство и буржуазная революция. Анализ текущей ситуации (Александр Бикбов) - Российский опыт самоорганизованных протестов (Влад Тупикин) - Самоорганизация художников (Денис Мустафин) - Движение Real democracy now и российский опыт (Леонид Геген) - Ассамблея как основа движения #Occupy (Андрей Лукьянов) Форум выполнил свою роль, но не является движением #Захвата, потому что ничего не захватил. Другая акция была проведена во время самого митинга. Пара десятков активистов и художников воссоздали практику живого микрофона. Это была важная попытка, но нельзя назвать эту попытку успешной, потому что она являлась прямым перенесением американского опыта без учёта контекста в котором этот опыт сработал. Чистая форма живого микрофона была воспроизведена на Сахаровском проспекте, но не для того, чтобы обеспечить свободное принятие решений вместе (то была настоящая поэзия в действии), а для того, чтобы читать стихи и обращения, подготовленные заранее активистами и художниками. Так, практика общего принятия решений и настройки чувствительности сработала лишь как способ саморепрезентации московской интеллигенции, здесь не было ни захвата, ни свободной дискуссии. Медиарепрезентация всё ещё властвует безраздельно в Москве, поглощая не только первые опыты политического искусства, но и все эти грандиозные митинги. Московская зима протестов прошла в логике медиарепрезентации, вместо того, чтобы, как во всём мире, состоять из несколько дискуссионных площадок, рабочих групп, ставящих предложения на обсуждение, и инфокиосков. Правда, нам бы пришлось тогда занимать закрытое пространство. #Захват не является полноценным движением в том смысле, что участвующие в нём люди по прежнему нуждаются в средствах к существованию, которые они должны добывать, оставив движение ради участия в той системе производства, против которой они борются. Чтобы заработать на жизнь им нужно будет отправиться на работу и погрузиться в отношения доминации и подчинения, против которых они выступали на городских площадях, а потом получать зарплату и брать кредиты в банках. Но потенциал движения, помимо невероятного опыта неиерархического принятия коллективных решений, заключается в том, чтобы однажды, возможно, стать заменой парламентским органам правления, как это было во время протестов в Испании, когда собрания на площади Puerta del Sol в Мадриде координировали общую стачку. Искусство, пришедшее на место политики, неизменно меняет форму. Это больше не искусство, имеющее политику в виду. Это искусство, пронизывающее сам политический акт. Но тогда искусство кардинально меняет саму политику. Это уже не политика, а совместная жизнь, пронизанная политикой и искусством, натиском освобождения и искусством отношений, которые только и могут освободить её от режима полиции, как чувственности повинующихся. После волны многотысячных митингов в Москве и повсюду в России, митингов, которые не добились реализации ни одного из своих требований, тактика #Занимай остаётся самым очевидным, необходимым и ещё не реализованным в России средством политизации городской жизни. |
 |
◄art-ontheground
#19 Павел Микитенко. Человек,
похожий на провокатора.
http://www.youtube.com/watch?v=3KrGDeYSGQM&NR=1 |
 |
◄art-ontheground
#18 Павел Микитенко.
О "семейном аргументе"
в искусстве> ... среди художников нашёл признание снимающий любую убийственную критику универсальный аргумент. На выставке старого приятеля ты смотришь вокруг и говоришь ему: слушай, зачем ты сделал такую бессмысленную выставку? Или, заходишь в мастерскую к старому другу и он не дожидаясь вопроса сам тебе говорит: да, видишь занимаюсь покраской холстов, но ты понимаешь… у меня семья, дети…> |
| ◄art-ontheground #17 Павел Микитенко. Что такое политическое искусство> |
 |
◄art-ontheground
#16
Павел Микитенко.
Невозможное представление> ◄Выставка Невозможное сообщество в ММСИ является событием интеллектуально значительным, но не столько потому, что стало опытом сообщества, а потому, что неплохо продемонстрировало то, что делает сообщество невозможным. |
 |
◄art-ontheground #15 Павел Микитенко. Искусство политики за пределами искусства или политики> |
|
|
◄art-ontheground #14 Павел Микитенко. Конструирование ситуаций. Действие. Вопрос организации. |
|
|
◄art-ontheground #13 Павел Микитенко. История искусства> |
|
|
◄art-ontheground #12 Павел Микитенко. Как делал ситуационистский интернационал> |
|
Этот
текст написан по нескольким причинам. Теории и практики Ситуационистского
Интернационала витают в воздухе как призрак, но почти никто толком не знает,
что они собой представляют. Призрак этот создают небольшие статьи и
фрагментарные переводы СИ, сделанных в 90-х. В 2000-х в России вышли
"Общество спектакля" и "Революция повседневной жизни", но эти книги,
содержащие большие теоретические обобщения довольно далеки от практики. В
связи с этим особенно важны небольшие, но сохраняющие между собой связность
тексты, оставленные во множестве Ситуационистским Интернационалом, поскольку
эти тексты очерчивают различные аспекты нового (для французских 60-х и для
российских 90-х, но не устаревшее и сейчас) революционного действия. Эти
тексты представляют собой попытку осмысления сплава искусства и политики,
который стремились осуществить участники СИ, преодолевая отчуждение,
навязанное разделением видов деятельностей, осуществлённым в ходе
специализации их на рынке труда, в парламенте и в других государственных
институциях. Далее> Материала получилось довольно много, поэтому я разбил его на несколько текстов, которые один за другим будут опубликованы в этой рубрике. Предыдущий #11 выпуск уже был на эту тему - Революция современного искусства и современное искусство революции. Cледующий #13 выпуск - История искусства. П. Микитенко> |
 |
◄art-ontheground
#11.
Революция современного искусства и современное искусство революции. Timothy
Clark, Christopher Gray, Donald Nicholson-Smith & Charles Radcliffe.
Перевод Павла Микитенко> ◄Этот текст английской секции Ситуационистского интернационала 1967 года, впервые опубликованный только в 1994м, никогда не был выпущен ни английской секцией, ни Ситуационистским интернационалом вообще. Во времена СИ ему случилось существовать только в качестве "конфиденциальной" рукописи. Тем не менее, текст особенно интересен, поскольку предлагает взгляд на историю искусства от Парижской коммуны 1871 года до поп-арта, с точки зрения последнего авангарда двадцатого века. |
 |
◄art-ontheground
#10 Павел Микитенко. На
руинах советских сюжетов. Проблему, затрагиваемую в этом тексте, также как и в большинстве других текстов рубрики можно назвать проблемой политического эффекта искусства. Этот эффект возникает, когда искусство пытается выйти за пределы ремесла и действовать в пространствах, не маркированных как художественные, чтобы открыто и непосредственно участвовать в жизни людей. В эти моменты оно перестаёт "отражать" драммы общества, чтобы непосредственно включиться в их развитие. Проблема политического встаёт в искусстве всегда по-разному, также как и искусство по разному пытается совершить этот выход за пределы, положенные ему обществом. Как, например, в картинах соц-артистов десятилетиями существующих только для среды московского андеграунда, а иногда и просто для друзей. Или в уличных акциях, форму которых апроприирует или анализирует уличное искусство. Но самый масштабный эксперимент политизации искусства был поставлен в советском театре начала века. В двадцатые годы именно театру в большей степени удалось реализовать мечту художников о воздействии на становление нового революционного сообщества. В эпоху до технологичных средств массовой информации, театр, ставший по настоящему массовым искусством в советской России, обладал беспрецедентным влиянием на формирование языка, облика действительности, манеры поведения, ставших распространёнными в новой стране. Проследив развитие театра этого времени, мы понимаем на что искусство способно в послереволюционные годы и какую роль оно сыграло в становлении сталинского канона официальной культуры, на руинах которой мы сегодня существуем. |
 |
◄art-ontheground
#9 Павел Микитенко.
Эрик Булатов: "Я такой же
зритель как и каждый другой"> Авангард отрицал картину, а для меня картина – это нечто абсолютно необходимое и даже основное. Только через картину я могу вступить в контакт с внешней реальностью. Я думаю, что несмотря на отрицание авангардистами картины, они на самом деле работали во славу картины, открывали её новые возможности. То, что делал Лисицкий или Родченко – это, в первую очередь, картины. Нужно сказать, что картина и живопись – это не одно и тоже. Авангард – это движение в сторону графики, скульптуры, попытка уйти от живописи, но все равно то что делали авангардисты остается картиной. Это мое убеждение. |
|
◄art-ontheground
#8. Павел Микитенко. 1. Восстание как искусство – искусство как восстание. Обсуждение текста Владимира Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции». 2. Классика, авангард и разумная действительность коммунизма. Обсуждение текста Михаила Лифшица «О Пушкине». 
 |
| <<Искусство в Париже. От индустрии до прямого действия. art-ontheground #7. Павел Микитенко |
| <<"От зомби к киборгу". art-ontheground #6. Павел Микитенко> |
 |
<< art-ontheground #5. Павел Микитенко. Перевод статьи Клемента Гринберга "Арт критицизм". Этот тект 81 года важен тем, что в нем сделана попытка определить, чем является критицизм в отличии от других видов письма об искусстве. И хотя сегодня, в связи с этим текстом остается много вопросов, которые мы намерены затронуть в последующих текстах рубрики, главная его мысль представляется нам верной. А именно, художественная критика – это ценностное суждение, имеющее своим основанием вкус критика > |