<<АРТФон - 17 - 27 декабря 2006.  Полифония Больших идей.

Выступления на конференции в Третьяковкой галерее художника Николая Полисского и председателя правления фонда Метафутуризм Александра Погорельского, конференция в ГЦСИ читающего Маркса Дмитрия Гутова.

Вопрос о Большой идее был поставлен Андреем Ерофеевым на одном из четвергов в клубе любителей современного искусства в Третьяковской галерее. Но «Большая идея» - неисчерпаемая по своим масштабам тема, особенно для отечественного искусства, подспудно чувствующего безграничные российские просторы. Практически одновременно с описываемыми дискуссиями состоялась презентация еще одной большой идеи, проекта "Верю" Олега Кулика, и открылась выставка "Почва" художника мегаломана, стремящегося внедрить большой стиль в современное искусство, Алексея Беляева Гинтовта.  Обилие больших идей позволяет с легкостью вздохнуть, ведь большая идея, пугающая своей тоталитарной тенью, в полифоническом многоголосии, когда каждый имеет право на большую идею, лишается своего злого гения. Итак, охватить все большие идеи российского современного искусства в данном материале мне, слава богу, не под силу. Здесь лишь акцентируется несколько возможных позиций и отношений к данной проблеме.

Отношения большой идеи и современного искусства сами по себе не простые. Большая идея авангарда и такая же большая идея тоталитарного искусства являют собой одновременно и единство и противоположность, представляя два разных способа переустройства мира. В диалектической борьбе авангарда и тоталитаризма, можно сказать, и возникло современное искусство. Институциональные лабиринты, доставшиеся в наследство от тоталитаризма, обеспечивают государственный контроль, и направляют свободу личного высказывания художника в нужное русло, лишая его демиургического статуса, заявленного авангардом.  Государство и художники, контролируя друг друга, стали гарантами от распространения больших идей как в политике так и в искусстве. Неслучайно Андрей Ерофеев отмечает, что проект художника Николая Поллисского противоречит логике музейного экспонирования. Поэтому признается в невозможности реализации своих идей художник Дмитрий Гутов, которого я давно окрестила про себя «потенциальным художником», то есть художником в большей степени развивающим теоретические идеи, чем реализующим их в художественной форме. Вышедший ненадолго из подвалов Олег Кулик заключил перемирие между художниками и властью. Оформление пресс конференции проекта “Верю”в Московском музее современного искусства, по точному замечанию Дианы Мачулиной, напоминало заставку программы «Вести» первого канала ТВ. Тоненький зелененький росточек, нежданно-негаданно появившийся в логотипе проекта "Верю" не оставил никаких сомнений в позитивной направленности и добрых миролюбивых намерениях организаторов проекта (эта позиция характерна для всех официальных правительственных и миротворческих организаций).  Ценой подобного преклонения перед языком официальной эстетики Олег Кулик получил право "верить в художников", как он заявил на конференции собравшимся журналистам относительно того, к какой религиозной конфессии он принадлежит.  
Совсем иначе большая идея предстала на презентации фонда "Метафутуризм". Его    председатель Александр Погорельский видит огромный  потенциал в большой идее технической мощи СССР. Став мифом, эта большая идея в наше время позволяет надеяться на развитие не столько высоких технологий России, сколько современного искусства. Свежие идеи художников и достижения советской науки, руинированной, но не исчерпавшей своего потенциала, являются залогом нового взлета акций России в интернациональном культурном пространстве. Вставший на этот нелегкий тернистый путь к звездам фонд Метафутуризм должен будет, по моему мнению, в первую очередь решить вопросы изолированности засекреченных в советское время высоких технологий, возбудить вокруг них интеллектуальный публичный дискурс. Вне этого дискурсивного пространства произведение современного искусства невозможно. Преодолеть вторую особенность российских высоких технологий, их укорененность в пространстве оборонной и космической индустрии, их оторванность от повседневной жизни и сферы потребления, фонду Метафутуризм вряд ли удастся. Но здесь уместно вспомнить, что особый путь России это еще одна большая идея, данная нам в ощущениях.

<<Россия – пространство контрастов, она и аграрная страна третьего мира, и сверхдержава, претендующая на мировое лидерство. На фоне этого самобытного ландшафта и состоялась конференция о Больших идеях.  
Андрей Ерофеев: Многие художники живут и работают без идей вообще. Есть мнение, что вербализировать художнику ни к чему. Считается, что художник говорит нутром. Художник – остро чувствующее существо, а не говорящее. Тем не менее, искусство в определенные эпохи занималось миро строительством. Мы сегодня пригласили Колю Полисского, творчество которого укоренено в социальном пространстве. Александр Погорельский расскажет о теме важной для искусства 20 века, о связи искусства с наукой. 

Строительство идеального общества в одной отдельно взятой деревне. 

Искусство, решающее социальные вопросы обычно не называют автономным. Оно не изолированно от общества, а наоборот открыто к совместному творчеству. Но опыт Николая Полисского и крестьян деревни Николо-Ленивец Калужской области уникален, и в этом проявляется его автономный характер. Реализованная утопия, когда труд приобретает творческий потенциал, преодолевая капиталистическую отчужденность, вряд ли может быть повторен. Конечно можно найти аналогии проекту Николая Полисского  в практике «культурной индустрии», распространенной в Великобритании, и в тех случаях, когда искусство начинает выполнять функции экономические, возрождая пришедшие в упадок города. Но во всех этих случаях искусство, преодолевая свои границы, все же остается институциональным. Подобные инициативы становятся элементами культурной политики, и в них задействовано множество структур. Все это не относится к проекту Николая Полисского, который вырос вне институциональных стратегий.   

Полисский. Я не знаю, Большой это проект или маленький. Он произошел сам по себе. Нужны ли Большие идеи, не нужны – это тоже каждый решает сам. Когда пришла идея…. Может, кто-то слышал, был проект о правах человека в Сахаровском центре?  Помню, Авдей Тер-Оганян привел бомжей с Курского вокзала, и они слушали про права человека, они в этом ничего не понимали… Но было ощущение чего-то большого… Потом был проект "Снеговики", когда я просто по телефону руководил процессом. Когда я приехал, мне осталось только фотографировать. Но все было так здорово, что мне показалось правильно использовать эту энергию. Тогда уже было ясно, что они реальные соавторы, крестьяне – реальные художники. Они были свободны от крестьянского труда, вся страна впала в пьянство… Сейчас таких отчаянных красивых артистов как дядя Ваня, дядя Женя уже нет, сейчас у меня молодежь. Эстетическое для них было важнее денег. И сейчас уже понятно, что эти люди участвуют в проекте на совесть. Деньги не всегда есть, я их даже гоню, говорю, идите, зарабатывайте на жизнь, а они стоят и не уходят. Около 400-500 человек были хоть раз задействованы в этом процессе. Они уже привыкли к славе, когда больше пишут об их деревне, чем об областном центре. Хочется, чтобы осталась творческая деревня, и чтобы это зависело не от меня, а само так существовало. В этом году мы сделали большой фестиваль с архитекторами.  Проект уже накопил какую-то историю. Историю места. Вся Калужская губерния их знает. К чему это приведет, непонятно, но хочется, что бы это жило. Иногда мне страшно за тот соблазн, который я учинил…  Но они реально свободны. Они убежденные природные люди, они хотят жить на природе. Что с ними жизнь делает? Она заставляет их ехать в Москву. И здесь их ждет единственный путь – стать охранником или милиционером. 

Ерофеев: Важным элементом Больших идей является то, что они не приспособлены к институциям. В деревне вещь рождается, живет, стареет, она проходит цикл. У  нас здесь существуют какие-то остатки, документации проектов. Этот проект не подогнан под формат музея. Музей может лишь намекать на подобный проект.  Это скульптура, рожденная в природе и в ней прибывающая, это искусство не развернуто на зрителя. Скажи,  ты учитываешь зрителя? Для кого это искусство?

Полисский:  В начале не думали. Фактически делали искусство на необитаемом острове. Не нужно было даже зрителя. Сейчас действительно хочется устроить место, куда будут все приезжать. Но за все нужно платить, чего-то значит не будет… документация не адекватна тем ощущениям, которые существуют там.  Там цикл получается. Важен и процесс строительства, как это все живет, а потом происходит исчезновение объекта – кто-то по этому поводу плачет, кто-то смеется.  

Ерофеев: В городе существует монополия власти на установку больших сооружений. То есть высказаться публично нельзя. То чем вы занимаетесь – альтернативное публичное искусство.  

Шабуров: Власти никакой нет, и ты сейчас выдумал альтернативную скульптуру. Власть бывает российская, районная и т.п. Утверждаются на разном уровне. Можно утвердить памятник на уровне садово-парковой скульптуры у районной власти. Альтернативные памятники делаются по заказу еще более мелкой власти.

Палащенко: Чиновники обладают собственным вкусом и могут не только выбрать себе мебель в кабинет, но и памятник на площадь. Проекты Полисского можно идеологизировать очень легко, но они могут существовать и вне идеологического поля, в каковом они сейчас находятся.

Андрей Ерофеев: Стоит произнести слово власть и начинается клокотание, это по-нашему, по-советски. Но мы сегодня обсуждаем разные проекты.  

Рассекречивание Больших идей.

Искусство и наука во все эпохи, начиная с древнейших времен, находились в прямой взаимосвязи. С эпохой  Возрождения связаны изобретение камеры обскура и увеличительного стекла, с появлением фотографии меняется живописный язык в конце 19 века, а с эпохой технической воспроизводимости искусства В. Беньямин связывает коренное изменение общественных функций искусства. Индустриальный прогресс воспет футуристами, а во второй половине 20 века складывается особое направление научного искусства – кинетизм, широко распространившееся не только на Западе, но и у нас. Сегодня  технический прогресс достиг той черты, когда уже возможно говорить о новом человеке. Искусство находиться в авангарде исследования и освоения новых возможностей человека и новых миров. Но в России в силу долгое время существовавшей системы засекреченности всего, что связано с научными исследованиями и высокими технологиями, отсутствием результатов их достижений в общественной системе потребления, сегодня возникают существенные сложности. Действительно, несмотря на огромный потенциал советской науки, Россия до сих пор остается аграрной страной и поставщиком природных ресурсов. Поэтому те задачи, которые ставит перед собой фонд Метафутуризм нельзя назвать легкими. Пытаясь компенсировать отсутствие социальных предпосылок для распространения  высокотехнологичного искусства, он стремиться по сути дела преодолеть ту пропасть, которая долгое время отделяла отечественную науку от  пространства публичной жизни.  

Александр Погорельский: Я человек из другого мира, я занимаюсь экономикой, социологией, бизнесом. Власть это люди или силы, которые определяют порядок. Мужик, едущий по дороге – власть на дороге в этом смысле. Полисский тоже является властью в том месте. Возможно, мы часто путаем понятия. Меня интересует проблема власти по отношению к искусству и культуре в целом. Все протестные движения были нацелены на то, чтобы избавиться от давления власти. При этом не понимается, что на протяжении веков порядок вещей определяется властью. Теперь я хочу несколько по-другому ответить на тот вопрос, который поднят сегодняшней дискуссией – нужны ли Большие идеи искусству. На этот вопрос можно посмотреть из других сфер. В России и Восточной Европе так сложилось исторически, что шанс стать индустриальными странами, мы проспали навсегда. Вряд ли мы можем конкурировать в производстве оборудования с Китаем и с юго-восточной Азией. Дело в том, что удел России, кроме того, что она является сырьевой державой, это креатив. Только здесь у нас есть надежда. Поэтому у нас нет альтернативы в поисках больших проектов. Потребность эта идет сверху, от власти, которая это еще не осознает и большие проекты тут, безусловно, будут.
Восточно-европейское искусство сейчас глубоко вторично. К сожалению, его удел повторение. Все это продолжение и повторение. Задача преодоления вторичности не тривиальна и для нас не ясна дорога к этому преодолению, но мы пытаемся. Наше общество Метафутуризм реализовало несколько программ, но главной нашей идеей было научное искусство. Почему это может быть важно?  Есть надежда взорвать ситуацию и начать думать несколько по-другому. Наше общество называется Метафутуризм, потому что в основе этого течения был восторг перед научно-техническим прогрессом. Сейчас это пластинка отыграна, но, сохраняя миф, мы стремимся создать поводы для творческого восторга. По первому образованию я физик и понимаю, что наша наука находиться в кризисе. Но в потенциале преклонения перед знанием существует одно преимущество - это бренд российской высокой науки.  Существует и другой потенциал – ржавое железо – это упадок науки, и декаденс содержит повод для эстетического переживания. Но что мне кажется главным – мистика современной науки. Человек столкнулся с новой мистикой. Я не знаю более суеверных людей, чем физики – они сталкиваются с невероятно сложными системами. И здесь повод для мистики колоссальный. Кроме того, в нашем проекте мы видим еще одну важную мифологическую составляющую. Когда мы начинаем смотреть в микроскоп на наш мир, мы замираем в изумлении, обнаруживая последовательность новых миров. Это некие мысли, которые мы закладываем в программу.
Теперь о том, что мы пытаемся делать. Мы охватили некоторое количество лабораторий. Мысль заключается в том, чтобы внедрить художника в научную лабораторию. При этом мы не считаем, что он является единственным творцом в этой лаборатории. Научный процесс, преодолевая свою прагматическую одномерность, с включением в него художника, социолога, психолога приобретает новый потенциал. Мы начали с Института редких металлов, стали и сплавов, Курчатовского института, лазерных и голографических технологий. Художники не используют тот огромный потенциал, который накоплен отечественной наукой. И то, что мы предлагаем, думаю, сегодня никто не делает. 
Мне очень нравиться, что сегодня рассказывал Полисский, мы тоже делаем в Шартре, мы пытаемся выводить процесс на коллективное творчество.  Мы организовываем коллективный пленер, где возникает очень благожелательная атмосфера для  творчества. Мы пока не стремимся выходить в публичное пространство. Я высказываю мысли, которые пока находятся в процессе разработки.  

Вопрос: С какими художниками вы сотрудничаете?

Погорельский: Это люди, которых вы хорошо знаете. Мы приглашаем людей, которые состоялись, но так же мы ищем людей молодых и талантливых.  

Полащенко: Как один из кураторов этого проекта я хотел бы добавить о том, почему этот проект является большим. Наука и искусство – это лед и пламень, они пользуются разными языками, методами. Но за счет этого могут возникнуть интересные побочные эффекты. Научные методы будут привнесены в искусство. Идея как раз состоит в том, чтобы достичь парадоксального, может даже мистического результата.  

Ерофеев: Этот проект передвигается во времени, потому что такая интенция существовала с начала 20 века. 

Презентация журнала "Логос"№4 (55) «Наука и искусство».

Современное искусство как опиум для интеллигенции.

Дмитрий Гутов: Три мероприятия навалились: проект «Верю» Олега Кулика, презентация на Арт Стрелке фильма Лунгина «Остров» (Пересказ: действие происходит на острове в старом монастыре в 70е годы, монах исцеляет людей. Я видел в своей жизни то, что называлось пропагандой религиозных идей, но это запредел… Это сделано талантливо, но в советское время такие вещи назывались пропагандой религиозного мракобесия) и последний в этом ряду номер ХЖ, так же посвященный вере. Такая вот жизненная ситуация – Арт Стрелка, Мизиано, Кулик… - все это люди нашего круга. Есть журнал "Патриархия". Пусть он существует, я его не читаю. Но здесь другая ситуация – не выходя из своего окружения, я получаю набор такой информации. И здесь мне хотелось бы процитировать Маркса, которого я в этот же вечер открыл. Когда Марксу было 25 лет, он написал текст «Критика гегелевской философии права». Вот его начало: «основа религиозной критики такова – человек создает религию, а не религия человека… Религиозное убожество есть одновременно  выражение действительного убожества и протест против этого убожества. Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира…Упразднение религии есть требование действительного счастья и отказ от такого положения, которое нуждается в иллюзиях…».  Для начала нашего разговора я хотел бы предложить этот сюжет…

Ира Горлова: Почему ты участвуешь в выставке «Верю»? Дело в том, что Кулик сказал, что в выставке участвуют художники с больной душой.

Дмитрий Гутов: Такого условия художникам поставлено не было. Как я понимаю этот проект, мир искусства не может игнорировать ряд важнейших тем, а это одна из центральных тем, и художник не может ее игнорировать. Я считаю, что проект поэтому важен, и никакой загадки в этом смысле нет.

Ира Горлова: Почему ты считаешь, все эти проекты параллельно, не сговариваясь, возникают в нашей среде?

Дмитрий Гутов: То, что сейчас критикуют со всех сторон так, что хочется уже заступиться - это релятивистская и постмодерниская культура, которая процветала в 80е и 90е и сейчас трещит по швам. Философы топовые говорят, что атеизм не имеет под собой онтологических оснований. Религиозные движения наступают во всех странах, и скандалы подобные скандалу с Авдеем Тер-Оганяном происходят почти во всех городах. Все чувствуют, что дальше наступление религиозного сознания будет  усугубляться. Естественно художники должны дать ответ этому явлению, но именно ответ. Но одно дело дать свой ответ, а другое -  перепечатывать статьи из Московской патриархии. И это не метафора. Не ХЖ, круче конечно, некоторые статьи Московская патриархия постеснялась бы напечатать… Мое глубочайшее убеждение – единственным серьезным ответом на все эти вызовы остается Маркс, и я по мере сил принимаю участие в мероприятиях, пропагандирующих его мысли. В России в изучении наследия Маркса огромный пробел. Сегодня нет серьезных исследований Маркса. Если вам будет интересно, в Москве создана школа изучения Марска на английском языке, чтобы сравнивать английские и русские переводы с немецкими оригиналами. Благо Давид Рифф, один из организаторов, владеет всеми тремя языками.

Ира Горлова: Почему не на немецком?

Давид Рифф: Со временем… 

Константин Бохоров: Что для тебя значит цитата Маркса, которую ты привел в начале? Прокомментируй, как ты понимаешь ее и проводишь ли параллели с модернизмом.

Дмитрий Гутов: У нас с Осмоловским была на эту тему переписка пару лет назад. Что такое религия в понимание Маркса. Естественно это не имеет отношение к заблуждению или ложному сознанию. Это реальное отражение той саморазорванности, которая существует в реальном мире и суть ее сводится к тому, что человек погружен в состояние «убожества» и живет в «превратном мире», где его самореализация в том, что он должен продавать свой труд и обменивать его на денежные знаки. Этот феномен будет, пока мир существует в таком состоянии и нельзя бороться с религией методом разоблачения. Что касается современного искусства, то это очень точный вопрос. Ведь вы, наверное, знаете, что в 20 веке функционирование современной системы искусства заменяло собой религию. На том месте, где в средневековых городах находился собор, теперь находится центр современного искусства или музей. И Гройс, не помню, в каком тексте, это подробно описывает. Он пишет, что публика, которая не знает, что происходит в современном искусстве, думает, что там происходят настоящие чудеса, как она считала, что в монастыре люди спасаются и живут святой жизнью, в то время как там – пьянство и разврат. Боккаччо, например, описывает ситуацию такую. Подлинно святых, или говоря современным квази религиозным языком сакральных объектов в храмах современного искусства  – кот наплакал. Но эта система на глазах начинает давать сбой.

Вопрос Х1: Есть высказывание Лившица о том, что искусство всегда настроено на потребности людей эпохи. Что вы по этому поводу думаете?

Гутов: Это хорошая фраза и с ней невозможно не согласиться. Надо только расширить ее контекст. Высказывание совершенно в духе Маркса и я приведу цитату: «недостаточно, чтобы мысль стремилась к воплощению в действительности, сама действительность должна стремиться к  мысли».  Лившиц продолжает мысль Маркса. Необходимо понять подлинную потребность. Является ли действительной потребностью современного мира та форма религиозного мракобесия, которая на наших глазах приобретает характер термоядерной реакции, -  конечно нет. Потому что мы имеем дело с извращением подлинной потребности. Лунгин (я полазил по сайтам, посмотрел как фильм «Остров» комментируется) понятно, что он не верит ни во что, это видно в каждом кадре. В этом проявился новый виток постмодернистской интеллигенции, которая вдруг уверовала. Лунгин считает, что сейчас актуально пропагандировать такие вещи.  Вот он так комментирует в своем интервью ситуацию: «мы в 90е жили счетом на нашей кредитной карточке, но нельзя жить счетом на кредитной карточке, надо жить…», и сразу начинаются чудеса исцеления. Собственно это сознание человека, который знает две формы – либо счет пополняется, и это дает ему удовлетворение, либо он, минуя все подлинные человеческие и художественные проявления, уходит в спиритуализм. Подлинная потребность я уверен, себя проявит. То в какой форме это сейчас происходит, текст Маркса актуализирует еще больше. Как ужас 90х для любого человека прояснили те страницы, где речь идет о первоначальном накоплении капитала – такое ощущение, что Маркс описывает не 16 век, а Москву 90х.

Вопрос Х2: Я читала вашу биографию, вы знакомы с дошкольной психологией. Вопросы о потребностях людей, изложенные Выгодским. Сейчас у людей только первые потребности возникают, только материальные, а не духовные.

Дмитрий Гутов: Я поменял род своих занятий и если огрублять, то считаю психологию лженаукой. А что касается подлинных человеческих потребностей, то они, как мне представляется, не отличаются от любого другого времени. И самореализация – глубочайшая человеческая потребность. И потребность в современном искусстве есть, если мы посмотрим, как в геометрической прогрессии растут продажи и число выставок.

Вопрос Х3: В интервью 1994 года вы говорите, что вам не нравиться, то, что вы делаете, а сейчас, получается вам нравиться то, что вы делаете, если вы в искусстве и радуетесь, что искусство хорошо развивается.

Дмитрий Гутов: А я разве говорил, что мне нравиться, что я делаю? Это совершенно другой вопрос. По сравнению с 1994 годом мое неприятие современного искусства и в частности того, что делаю я, только выросло. В современном искусстве в руинированном виде есть то, что не является современным искусством.  Это то, что Лифшиц называл искусством в традиционном смысле слова – развить это я и считаю важным для себя, и это дается мне с большим трудом. У меня была выставка в галерее Гельмана «Все что я сделал до 70ти не считается»… Сегодня ситуация, когда Полок оценен в 140 млн. долларов, а Гойя оценивается в 1 млн.. долларов. Вот такую ситуацию мы имеем сейчас.

Катя Деготь: Дело в том, что Полок находится на свободном рынке, а Гойя – музейный художник и на него нет цены на рынке, эта цифра музейной оценки при страховке.

Дмитрий Гутов: справедливое замечание. Но Гойя и Полок не совместимые ценности.

Анатолий Осмоловский: Почему ты современному искусству и авангарду уделяешь особую позицию – до черного искусства было искусство, а после – одни руины. Квадрат попадает в такую эксклюзивную позицию, которую даже я, будучи любителем авангарда, не склонен ему сообщать. Тогда бы он стал героем всех времен и народов. Ты вслед за Лифшицем переоцениваешь авангард.

Дмитрий Гутов: Да, согласен. Что проделала советская власть с авангардом? Авангард претендовал на то, что это нечто абсолютно новое, и как говорил Малевич – «я – вторая ступень». Авангард на это претендовал. И только Советская власть, называя его антиискусством, сохранила подлинный авангардный посыл. Я согласен с Малевичем в качественном отличии от этого явления. В чем его качественное отличие? В нашей переписке Осмоловский называл мой аргумент «помоешным». Что это значит? При раскопках археологических идентифицируют вещи как предметы материальной и художественной культуры. А какие-то вещи нельзя никак идентифицировать. По описаниям Павсания например мы знаем, что люди поклонялись необработанным камням больше чем прекрасным статуям, а сейчас мы их не можем отличить от других камней. Вот положим, Третьяковку засыпает пеплом и  через много лет там находят листы Юры Альберта, где страницы со шрифтом Брейгеля. Как они это идентифицируют? Как произведения искусства?  Нет. В современном искусстве масса вещей, начиная с писсуара Дюшана, которые идентифицируются только помещением в контекст и не являются художественными в прямом смысле. 

Анатолий Осмоловский: Я не вижу здесь ничего нового. Так же и мощи святых, копье, которым проткнут Христос – таких реди мейдов в  средневековой культуре масса. Современное искусство, заняло место религии, вернее превратилось в самодостаточную функцию, которая вобрала в себя и функцию мощей. Современное искусство более разнообразно. На его экспериментальной площадке проигрывается все и авангардные и другие, в том числе и архаические методы. Ты занимаешь как бы эксклюзивную позицию – это иллюзия. Она заложена в современном искусстве…. Это не имеет отношение к тому, что ты Марксом интересуешься.

Дмитрий Гутов: Эту критику я могу принять.

Ира Горлова: Как ты относишься к религиозному искусству? 

Дмитрий Гутов: Термин «религиозное искусство» - не научный. Искусство – то, что дает нам эстетическое переживание. Кто верит сейчас в Афину Палладу? Я кроме Юры Лейдермана никого не знаю. Кто сегодня видел религиозное искусство? Иконопись – вершина человеческого гения. О чем тут можно говорить?

Ира Горлова: Почему сейчас нет такого искусства?

Юра Альберт: Религиозное искусство сегодня есть, но это выражение личной позиции художника. Шварцман например, Гор Чахал. (Gutov_3)

Дмитрий Гутов: Лифшиц, как комментатор текстов Маркса – гениален. В знаменитой главе об отчужденном труде Маркс описывает необходимость появления реди мейда для капиталистической системы. Человек, рабочий, который на заводе продает свои сущностные силы, весь вкладывается в банку Кэмбл.     
Для человека этой эпохи – предмет абсолютно враждебная стихия. Он не может его изображать, но он может ему покланяться, что мы видим в музее. Банка супа наделена божественной сущностью – вот о чем пишет Маркс и о чем пишет в своих текстах Лифшиц. Религия как опиум снимает боль. Маркс понимал дело искусства сделать мир для человека невыносимым. В этом, по мнению Маркса роль искусства. Искусствовед Ильин вводит термин «пытка прекрасным».

Давид Рифф: Маркс делает для тебя жизнь невыносимой или более выносимой. Читая Маркса, ты получаешь такой ужас, что мир становиться невыносимым, ты погружаешься в ужас, которая открывает тебе глаза? 

Дмитрий Гутов: Надо рассматривать более чистый эксперимент. Культура – пытка. Для человека, который к ней прикоснулся, жизнь становиться невыносима.

Гутов приводит как пример свой личный опыт – попытка работать и зарабатывать деньги оказалась для него невыносимой.

Вопрос Х4: что вас отличает от других художников?

Дмитрий Гутов:У Ленина в черновиках есть фраза «гвоздь: всемирно историческое величие задач, поставленных и начатых и нищета».    Есть задача, поставленная историей, и есть материальные элементы, не соответствующие этой задаче. В этом смысле как определить самобытность моего искусства? Между (грандиозными) задачами, которые я ставлю и тем, что я делаю, настоящая пропасть.

Екатерина Деготь: Есть традиция, которая не стремится достичь совершенства.

Дмитрий Гутов: История искусства показывает, что ряд поражений оказывается сильнее, чем победы. Возьмем хотя бы Капитал – несовершенное философское произведение. Но, как сказал Плеханов, многие философы написали тексты, которые пошли лишь на замазку. Маркс же потерпел огромное поражение, не создал совершенного произведения, но сейчас в этом тексте изучается каждое слово.    

В приложении - воспоминания Дмитрия Гутова о том, как, будучи еще школьником, он стал марксистом>

<<АРТФон - 16 с Оксаной Саркисян.  13 ноября 2006.  Страсти. Вопросы, попадающие в сферу интересов религиозных институтов, продолжают оставаться острыми углами в современном художественном дискурсе.  

<<АРТФон - 15 с Оксаной Саркисян.  31 октября 2006.  Когда деревья были маленькими. О проблемах молодых художников высказывались Фаина Балаховская, Нелли Подгорская (Айдан галерея), Владимир Овчаренко (Риджина), Марат Гельман (галерея Гельмана), Елена Селина (галерея XL), Дарья Пыркина и Ирина Горлова (ГЦСИ, кураторы проекта «Стой! Кто идет?»), а так же сами молодые художники: Юлия Жданова, Аня Орехова, Виктория Ломаско, Диана Мачулина, Леший и Максим Роганов из группы «Наливка-запеканка», Иван Бражкин.

<<АРТФон - 14 с Оксаной Саркисян. 21 сентября 2006.  Пресса о процессах. Интервью с Никитой Алексеевым (газета РУ), Ирой Кулик (Коммерсант), Андреем Ковалевым (Московское Время), Фаиной Балаховской (Time Out) и Виктором Мизиано (Художественный журнал).

<<АРТФон - 13 с Оксаной Саркисян. 30 мая 2006. Другой и его безумный двойник.  Презентация книги «Другое искусство» - выступления Л. Бажанова, И. Алпатовой, Е. Барабанова, Н. Котрелева, интервью с Ю. Пластининым. Празднование юбилея Третьяковской галереи – фонограмма торжественной части, интервью В. Колейчука. Е. Деготь, А. Ковалева, Е. Барабанова, реплики А. Брусиловского и Д. Пригова. 

<<АРТФон - 12 с Оксаной Саркисян. 2 мая 2006.  АРХИапрель. Лекции Ю. Аввакумова, И. Зангелиса, запись «Московской декларации о сохранении культурного наследия ХХ века», реплики Д. Саркисяна, И. Бакштейна, Ирины Горловой и Кирилла Асса.

<<АРТФон - 11 с Оксаной Саркисян. 11 апреля 2006.  Учиться, учиться и учиться! Вопросы образования  имеют первостепенное значение в современном информационном обществе. Обладать информацией - значит иметь первоначальный капитал. Интервью с Иосифом Бакштейном и Александром Соколовым, выступления Сергея Земляного, Майкла Хардта и Антонио Негри.

<<АРТФон - 10 с Оксаной Саркисян. 13 марта 2006.  Работа над комплексами. Прямой связи между государственной премией Инновация, обсуждением российского блокбастера «Дневной дозор» Павлом Пеперштейном и выходом новой версии легендарного советского фильма «Волга Волга2», на первый взгляд, нет. Но на этих событиях современное российское искусство обсуждалось в исторической перспективе.

<<АРТФон - 9 с Оксаной Саркисян. 27 февраля 2006.  Грани формального. Открытие фонда 26 января 2005 было приурочено к эпохальному, с точки зрения вдохновителя мероприятия Дмитрия Гутова, событию -  посещению в 1937 году Сталиным, Молотовым и Ждановым оперы «Леди Магбет Nского уезда» и  было посвящено статье «Сумбур вместо музыки». Дискуссия Formalism Forever раскрыла  исторический  пласт, в котором эстетическое стало политическим и презентовала новый фонд современного искусства.   

<<АРТФон - 8 с Оксаной Саркисян. 28 декабря 2005.  Прописные истины. Выступления в Третьяковской галерее Дмитрия Пригова, Владимира Дубосарского, психолога Третьяковской галереи. Интервью с Александрой Обуховой, Сергеем Бугаевым Африкой. Реплика пожилой женщины.

<<АРТФон - 7 с Оксаной Саркисян. 8 декабря 2005.  Диспозиция. Интервью о их политических взглядах с художниками Константином Звездочотовым, Леонидом Тишковым, группой АЕС, Никитой Алексеевым, Андреем Филипповым, Андреем Монастырским, Борисом Орловым, Дмитрием Приговым, Николаем Полисским, Сергеем Шутовым, Александром Савко, группой Синие носы. Разговор с Сергеем Братковым и Сергеем Шеховцовым.

<<АРТФон - 6 с Оксаной Саркисян. 17 ноября 2005.  Видео не видео. Исчезновение видеоарта , визитная карточка, динамическая проекция, видики крутятся, to day - фестиваль, романтика, антиутопия техно искусства.

<<АРТФон - 5 с Оксаной Саркисян. 9 ноября 2005.  Парад политического искусства.
Записи лекций Анатолия Осмоловского «Осень авангарда», круглого стола проекта «Интернационал», запись чтений «Привет, оружие!? Общество, искусство и война в современную эпоху», интервью с директором Сахаровского центра Самодуровым.

<<АРТФон - 4 с Оксаной Саркисян. 14 октября 2005. Время некоммерческих структур ? 
Фонд "Современный город", радикальные перемены в Московском центре искусств на Неглинной, экономическая база некоммерческого искусства, «Стой! кто идет» из Франции, Вены, Германии, Испании, Аргентины и церетелиевской школы искусств.

<<АРТФон - 3 с Оксаной Саркисян. 28 сентября 2005.  В люди.  Россия! - ? Социалистический идеализм. Ангелы истории. Разминка перед настоящей карьерой.
Интервью с Виталием Пацюковым, куратором выставки «Социалистический идеализм» Екатериной Деготь, куратором дома фотографии Екатериной Кондраниной, Олегом Куликом, Андреем Монастырским, Сергеем Братковым, реплика Ирины Кориной.

<<АРТФон - 2 с Оксаной Саркисян. 14 сентября 2005. POP инъекция. В совпадении двух выставок открывшихся параллельно в Третьяковской галереи, «Энди Уорхол: художник современной жизни» и «Русский поп арт», несомненно, присутствуют элементы музейной политики. Во многом  провокационное и радикальное название выставки "Русский поп-арт", которая сама по себе оказалась ярким и интересным проектом,  призвано вызвать широкое обсуждение проблем русского искусства, и создает предпосылки для серьезного искусствоведческого дискурса