ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO



В МИРЕ  В МОСКВЕ В РОССИИ  В ПИТЕРЕ  В ИНТЕРНЕТЕ  ПЕРИОДИКА  ТЕКСТЫ  НАВИГАТОР АРТИКУЛЯЦИЯ ОРГАНАЙЗЕР  ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ФОТОРЕПОРТАЖИ АУДИОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ

АРТФОН 

<<Рубрика АРТФОН призвана освещать те вопросы современного искусства, которые актуализированы текущим моментом художественной жизни. Стремясь поддержать внутренний дискурс современного искусства, мы публикуем интервью с теоретиками, кураторами, художниками и ответственными лицами, освещающие разные позиции и точки зрения на события, которые оказываются на авансцене арт процесса.
Оксана Саркисян.
Оксана Саркисян

<<АРТФон - 14 - 21 сентября 2006.  Пресса о процессах.
Интервью с Никитой Алексеевым (газета РУ), Ирой Кулик (Коммерсант), Андреем Ковалевым (Московское Время), Фаиной Балаховской (Time Out) и Виктором Мизиано (Художественный журнал).


Слабое звено.

<<Начать новый сезон я решила с разговоров с арт критиками. Их все меньше, можно сказать это исчезающий вид на московской арт сцене. На сегодняшний день, когда налицо укрепление позиций современного российского искусства, когда, наконец,  стабильно начали работать галереи и государственные институции, когда мы говорим о «подъеме» и формировании интереса к современному искусству, самым слабым звеном оказалась как не странно именно критика. В периодических изданиях уже не встретишь острых аналитических текстов им на смену пришли анонсы и превью. Что думают по поводу сервильности критики сами  арт критики, как они оценивают современную ситуацию. Именно эти вопросы я и пыталась прояснить в разговорах с некоторыми ведущими представителями этой профессии: Никитой Алексеевым (газета РУ), Ирой Кулик (Коммерсант), Андреем Ковалевым (Московское Время), Фаиной Балаховской (Time Out) и Виктором Мизиано (Художественный журнал). К сожалению с многими поговорить не удалось.

Критики о критике

<<Не для кого не секрет, что уровень критики определяется не столько талантами и осведомленностью тех, кто пишет об искусстве, с этим как раз у нас никаких проблем нет, сколько социальным заказом, то есть теми для кого пишут. Вопрос влияния социального заказа на искусство обсуждался неоднократно, настал момент прояснить механизмы формирования заказа на арт критику, которая складывается в редколлегиях периодических газет и журналов. 
В силу академической занятости Андрей Ковалев временно запустил свой органайзер, но его статьи продолжают постоянно появляться в Московских новостях и Time out.
Относительно культурной политики  в периодической прессе Андрей Ковалев обнаружил следующую тенденцию. «Когда в газетной политике, в сферах экономической и политической возникает  кризис и на летучках начинают обсуждать отдел культуры – это признак скорого закрытия издания. К примеру, если Фельдман из Альфа банка и Васильев главный редактор Коммерсанта   обсуждают в прямом эфире отдел культуры. Ровно перед смертью издания начинают говорить, что отдел культуры плохо пишет. Другая политика бывает, когда говорят «давайте ближе к народу», но тогда это получаются другие издания типа «Московского комсомольца». Мест, где можно писать становится все меньше и меньше, но появляются новые. И уровень оплаты так же в следствии инфляции упал сильно». Если в 90м году 25-30 долларов казалось нормально, то теперь это может вдохновить только студентов. «Больших же текстов уже никто не заказывает. Все чаще и чаще слышишь, что лучше писать про музеи, а не про эти галерейки. В 90е годы меня даже демонизировали, что я загубил весь процесс 90х. А потом критика исчезла, собственно говоря. Теперь критика сузилась до двух регулярных критиков, которые пишут об актуальном искусстве: Хачатуров и Кулик. Коля Молок ушел из «Известий», взяли такого, который как раз больше «про музеи» пишет. А в какой-то момент было много критиков…». 

<<Фаина Балаховская, один из немногих регулярных критиков сожалеет о невозможности критической рефлексии: «наша проблема – анонсы. И совмещать не удается критику и анонсы. Проблема в том, что ты не видел выставку и не можешь ее ругать или хвалить. Почему рецензии приятнее писать и легче? – у тебя есть и чувства и эмоции. Это чудовищная история, из которой мы никак не можем вырваться. Я не очень понимаю, почему у нас такой перекос на анонсы, то есть, возможно, это технически получилось (Афиша с двух недельным шагом задала тон), но в английской версии  Time Out пишут рецензии, а не анонсы». Влияет ли пресса на художественный процесс? – спрашиваю я. 

Ф. Б.: «Я не вижу реакции художников. Они такие прекрасные и замечательные, что не говорят с критиком о публикациях на их выставки. И потом как можно обидеться на анонс? Вообще же сложно зафиксировать, что на что влияет, это теоретический анализ, находясь в процессе сложно рефлексировать. Галеристы, например, говорят, что публикации в глянцевых журналах повлияли на рынок, но видимо это было заметным, легко считываемым влиянием».  Афиша,  Time Out способствует появлению публики на выставках, - замечаю я. «Возможно, но это происходит в высших слоях атмосферы. Публика сейчас появляется везде, во всех сегментах культуры». 

<<Ну и в качестве анекдота немного о «превью» – самом мифическом из всех жанров критики, порождающем массу легенд, произведений искусства и целых выставок. Саморазоблачение Андрея Ковалева без тени раскаянья.

<<Об эволюции ведущего российского аналитического журнала ХЖ рассказал Виктор Мизиано. «ХЖ родился как манифест нового поколения постсоветского искусства. Потом ХЖ стал органом, на страницах которого формировался дискурс современного искусства вообще, где осуществлялись интеграция в российский контекст западных критериев и самоописание нового круга, само репрезентация концепций. 
У нас теперь масса журналов, которые презентируют художественное сообщество. Слава богу,  у нас есть Искусство, АРТХРОНИКА, НОМИ. Но ХЖ – единственный российский журнал аналитический рефлексии.  И это журнал, который критически рассматривает не только тенденции в русском искусстве, но и в западном. То есть журнал долбит этот пошлый мейнстрим и в западном искусстве. Поэтому журнал стал интернациональным по своей природе. Мы публикуем разгромные тексты по биеннале сделанной Розой Мартинес или выставки Никола Буррио, которых острые объективные критики долбят и там. Сейчас мы говорим: Андреас Зигман – хорошо, Роза Мартинес – плохо. Т.е. ХЖ не был интернациональным журналом, когда слепо воспринимал западный художественный идеал. Сейчас у журнала появилась своя позиция в интернациональном контексте».  
В. М.: «На самом деле, с другой стороны, что вселяет в меня оптимизм, некий рост ХЖ связан с тем, что появилось новое поколения писателей: Леша Пензин, Оксана Тимофеева,  Сорокин и Женя Фикс из Нью-Йорка, Кети Чухров… По сравнению с теоретиками 90х годов эти ребята имеют позицию, ясную и четкую». 

Я не могу не согласиться с Витей относительно возлагаемых им надежд на новый круг авторов ХЖ, но приходиться признать, что мои друзья редко ходят на выставки и вряд ли внимательно следят за художественным процессом. Но развитие ХЖ, ставшего, несмотря на общий кризис местного критического дискурса, более компетентным изданием со сформировавшийся позицией, таким образом, оказывается единственным гарантом критической мысли, которая ели теплиться на страницах периодических изданий.

Никита Алексеев, эксплуатируя силу своего авторитета, поддерживает критический разговор. Его позиция тоже ясна. В отличии от ХЖ, ориентирующегося на западную интеллектуальную оппозицию, Никитина позиция связана с традицией нашего неофициального искусства.  «Анонс – гимнастика для ума. Но мне многое прощается в силу возраста – я имею право брюзжать. Я ненавижу слово «дискурс», есть русское слово «разговор». Я не адмирал Шишко (?), но есть русские слова. Так по-гречески метафора – перевозка, а литургия – это сервис. Я как-то чуть не сошел с ума в Греции, где в лифте наткнулся на кнопку «литургия». Получается у нас литургическая фаза критики сейчас….  Критика – это обслуживающая часть искусства. Критики отталкиваются от подножного корма… 

Без искусства критика и даже теория не возможна. И закономерности здесь нет – хорошее искусство не всегда порождает хорошую критику и наоборот. Но в момент расцвета искусства появляется хорошая критика, как правило».
Полупрозрачный намек об отсутствии расцвета в отечественном искусстве Никита Алексеев подкрепляет расшифровкой изобретенного им термина. Есть такой терамин «Инфотеймент – гибрид информации и развлечения, то как подаются новости. Искусство через развлечения  я называю арттеймент. Когда тебе самые ужасные истории подаются в виде развлекающих картинок. Я вовсе не настаиваю, что искусство не должно развлекать. Это всегда присутствовало, но сейчас это стало основополагающим. Музей работает как развлекательная корпорация. Но это все делается как-то глупо и похоже на МТВ». "MTV" развлекает одну часть публики, а, например, Гугенхайм в Бильбао - другую.

О чем пишем?

<<Критики склонны  весьма скромно  оценивать собственную деятельность. Все, с кем я разговаривала, смиренно признают за критикой второстепенное значение по отношению к художественному процессу. С этим возможно не согласится лишь Виктор Мизиано и будет, на мой взгляд, прав. Невозможно себе представить 90е без критиков Андрея Ковалева и Кати Деготь. Их проект оказался частью проекта московского акционизма, и, как я предполагаю, без их участия он просто не смог бы состояться. Они не только были активными участниками апроприации средств массой информации, но и создали контекст, сделавший возможным  на какое то время их использование как пространства художественного высказывания. Выстраивая перспективу еще глубже, в 70е-80е, мы обнаруживаем в практиках КД, некоторых проектах Абалаковой и Жигалова да и вообще в художественной среде нерасторжимое слияние критики и искусства. В отсутствии публичности неофициальные художники своими силами создавали пространство рефлексии. В отличие от  острой проблемной критики 90х подпольная критика имела интерпретационный характер, и сегодня мы наблюдаем возвращение именно к этой традиции. Характеризует ли эта тенденция время нового застоя?

<<Ирина Кулик не согласна, что современная ситуация хуже 90х. «Во-первых, в 90е годы критики и художники были одной средой в большей степени, чем сейчас. Во-вторых, в 90е годы наши представления об искусстве были очень завышены, и такие критики как отец-основоположник нашей критики Андрей Ковалев считали, что они могут искусство, которое не соответствует нашим высоким принципам, рвать в клочья. Но Ковалев делал это артистично, а, например, Люда Лунина на грани хамства. Но все же было ощущение, что искусство очень мощное и от него не убудет. Однако, было ощущение, что искусство не соответствует нашим высоким ожиданием, потому что оно халтурит, а не потому, что не может.  Считалось, что   от острой статьи от него не убудет. 

Сегодня то, что ты называешь сервильностью, является смирением критики с тем, что, как говорил товарищ Сталин: «Других художников у нас для вас нету» и что с такого искусства взятки гладки. Ну   мы же не можем требовать, чтобы у нас возник Уорхол, если у нас его, блин, нету. И потом, мы все-таки, несмотря на большую профессиональную разделенность, чем в 90е, остаемся  по одну сторону баррикад, и уж если мы будем ругать современное искусство, то сомкнемся с православными и консервантами, с которыми нам смыкаться не хочется.
С материнской преданностью искусству Ирина Кулик утверждает, что «наше искусство не хуже того, что было в 90х. Сейчас с нами все сразу: и 60е, и 70е, и 80е, и 90е. Все сразу открылось. А потом неужели у нас в 90е годы возникло больше художников, чем в нулевые? Чем набор из Кулика, Бренера, АЕСов, Лейдермана и Фишкина лучше, чем набор из Каллимы, Кориной, Полисского и …- я не думаю что сейчас намного хреновее». 

<<Ситуация в искусстве может и не хуже, но другая, чем в 90е. Андрей Ковалев признает, что писать о выставках в галереях сегодня не так актуально, как было в 90х. «Я три года делал в «Русском журнале» обзоры художественной жизни, а сейчас как бы пропал предмет. В 90е годы галереи действительно занимали ключевое место в художественном процессе, больше ничего не было. Галерея была и центром, и фондом и музеем, а к началу 2000 это перестало быть так. Кроме того, многие галереи оказались неправильно позиционированы.  
 Вот Стелла – это же не галерея, это фонд по сути своей. Всем очевидно, что Стелла не может отбить на продажах тех денег, какие она вкладывает в искусство. Это переходного момента парадокс – возникновение фонда, именуемого галереей. Спонсируя выставку Кабакова, Стелла выступила в качестве фонда. Теперь очень правильно такие места называют фондом. У Фонда статус выше. В устав фонда можно вложить все что угодно. Ситуация в целом оказалась вялотекущей. Проблема в том, что по сравнению с 90ми, когда художников было много, а институций мало – теперь все наоборот.

К примеру, выставка «Стой! Кто идет?»…-  молодой художник, который 3-ий раз показывает одну и ту же работу ?. В целом с производством художественным случилось странное междувременье. Само желание засунуть все в один момент связано с Ольгой Львовной Свибловой, которая привозила действительно интересные проекты, которые вообще невозможно успеть отрефлексировать. В каждом издании ограниченное количество места. Снимается возможность критического отношения. По такому же пути пошла и Биеннале, организовав огромные спец. программы вокруг себя. Таких крупных событий три: Фотобиеннале, Биеннале и Арт Москва. Арт Москва, правда, последнее время сузила количество так называемых некоммерческих программ, что в общем и правильно».

Локальное в свете глобального
<<Сегодня появляется новая актуальность. Галерейные выставки уступили место большим институциональным проектам. Это в первую очередь московская биеннале и музейные выставки. Галереи так же меняют свою политику и все чаще делают персональные выставки художников в музейном пространстве. Частные деньги успешно конкурируют с государственными вложениями в искусство. В этом же ключе «наращивания объема» можно воспринимать и возникновение галерейного гетто на Винзаводе.   Огромные инсталляции художников, огромные выставочные проекты. Масштаб, зрелищность – вот те приметы времени, которые одновременно и радуют и настораживают критиков.
<<Фаина Балаховская с гордостью отмечает: «Сейчас масштаб увеличивается. Галереи выходят на новый уровень. Начинается работа с персональными большими выставками, которые делаются не силами государственных институций. Выставку Булатова делает в Третьяковке Фонд Екатерины, так же как XL делает серию в Музее современного искусства у Церетели.  Планируется в ЦДХа начать большую серию, планируется выставка Кулика на все ЦДХ. Масштаб увеличивается. Накопление ресурса закончилось, и пошел процесс. Возвращаются художники старшего поколения. А то в 90е самым старшим художником был Кулик. Новый уровень возникает, и может этот уровень впечатлит молодых художников, и они вылупятся из своих скорлупок. Дело в том, что молодых должно быть больше. У нас их очень мало и с ними носятся как с Виноградовым и Дубосарским. Уже нельзя считать Иру Корину и Алексея Каллиму молодыми художниками, это уже состоявшиеся личности, художники».
<<В целом, все критики, с которыми я разговаривала, коснулись  вопроса выхода отечественной художественной сцены на новый уровень игры, но оценивается  он по-разному.

Никита Алексеев, заслуживший по его собственному признанию право «брюзжать», скептически относится не только к местной ситуации, но к международной системе искусства в целом, говоря о том, что внутренний смысл искусства исчез.    «Для меня интересно, что происходит в искусстве не только у нас, но и во всем мире. И это такие синусоиды с периодичностью в 10 -15 лет. Первый – шестидесятники. Через 10 лет молодые 60ки – еще через 10 лет – концептуалисты. Еще шаг в 10 приблизительно лет, хотя здесь и было небольшое скольжение. СЗ, Мухоморы, питерцы… Дальше следующий шаг 93-94 год… сформировалась пачка художников. Сейчас на протяжении нескольких лет нет ничего обнадеживающего. …. Я не уверен, что эта форма «современное искусство» вечна. Я думаю, это голландская болезнь… это бюрократизированная система очень похожая на МОСХ, но я не уверен, что это вечная форма. Искусство конечно не умрет, меняется обеспечение, литургия. Какая будет дальше –  мне неизвестно». 
Рассматривая местную ситуацию, Никита Алексеев приходит к мысли, что она по сравнению с предыдущими этапами крайне провинциализировалась. «Беда нашего искусства в том, что оно крайне провинциализировалось в последнее время. Я думаю, это произошло из-за рынка. Наши богатые люди крайне провинциальны. Дубосарский – Виноградов, Кулик – это все местный локальный контекст». 
Но  местный рынок ориентирован на западные авторитеты, на мифический дискурс о глобальном контексте, на успех в глобальном институциональном процессе – с этим Никита соглашается. «У нас был мифический Запад, где нас поймут. И сейчас происходит приблизительно то же самое. Локальный рынок держится на авторитете успеха художника в глобальном художественном контексте. Удивительная вещь. Несмотря на то, что мир открыт, речь идет о частных местных делах. Когда я жил в Париже, я наблюдал там большую толпу художников из стран третьего мира, которые за счет своей дислокации  в Париже хорошо продавались своим местным коллекционерам. Так же как и у нас: Кулик и Дубосарский/ Виноградов продаются местным коллекционерам за счет известности на Западе».

<<Глобальный контекст безусловно ориентирован на этнографические особенности художников. Мусульманское, китайское, латиноамериканское происхождение помогает им сделать карьеру, но вряд ли в этих случаях можно говорить о полноценной местной художественной среде, особенно если речь идет о мусульманских художниках.  У нас художественная среда имеет место быть и имеет свою героическую историю, но сегодня ее характер определяется рынком, частным капиталом.
<<Его не позитивное влияние  как главную особенность текущего момента отмечает и Виктор Мизиано.  «ХЖ делается на голом энтузиазме, но другого аналитического издания у нас пока нет, потому что как мы видим на примере Запада, объективность аналитической рефлексии поддерживается государственным финансированием. Объективный анализ может быть только в автономной области, если человек имеет свои финансовые интересы, мы не можем от него  ждать, что он не будет навязывать своего мнения. Журнал FRIZZ к примеру, подобные журналы на общественные деньги издаются, что гарантирует независимость аналитической мысли и рефлексии. Поэтому нарочитое и последовательное пренебрежение к созданию в России такого независимого автономного художественного пространства, тот сухой паек на котором находиться музеи, ГЦСИ и другие немногочисленные общественные организации, все это самоубийственная стратегия. Поэтому неудивительно, что состояние критической мысли низкое. Оно повышается, когда есть университеты, которые общество берет на содержание. Моя позиция может показаться ностальгией по социализму – так оно и есть в контексте той идеологии, которая торжествует в России сегодня, не буду скрывать. Но нужно понимать, что вся Европа живет по этим принципам.  А именно Европа есть центр самых высоких стандартов рефлексии. Так что откуда может взяться в России критика? Мы не можем упрекать за это пишущих людей – это живые люди, которым надо выживать. И стандарты критики - это социальное явление. С этой точки зрения ситуация очень плохая. Появление частных денег в области современного искусства я бы однозначно не назвал позитивным явлением. В контексте той специфической ситуации, которая существует у нас – в ситуации колоссального интеллектуального,… дисбалансированности частного и общественного… Мы сейчас говорим о буме…. Но это буря в стакане воды, это крохотный масштаб. Это создает ситуацию, в которой происходит формирование внутреннего рынка, и он начинает диктовать свои законы в стране  очень провинциальной. И в результате провинциальный рынок, навязывающий свои законы и свою волю, закрепляет провинционализм в искусстве. Рынок навязывает свою волю даже людям, которые в голодные 90е годы были более открыты».
А как же идея основополагающая для 90х годов, что для того, что бы нас признал запад, необходимо появление внутреннего рынка? Об этом говорили все. Художники, критики, галеристы, государственные чиновники, - спрашиваю я. «Я этого не говорил. Это наивное увлечение рынком я критиковал еще в 92м, когда Леня Бажанов открыл Центр Современного искусства на основе коммерческих галерей. Надо сказать, Леня потом сам быстро понял…». 
Все больше, и больше, и больше
<<Итак, постараемся прояснить ситуацию: как влияет Запад на нашу художественную среду. Если Виктор Мизиано и круг авторов ХЖ ориентируется на автономную аналитическую критику, то московская биеннале в этом году смотрит в сторону истеблишмента западной арт сцены. И судя по реакции прессы, эта политика находит отклик в нашей художественной среде. 
<<Фаина Балаховская считает эту стратегию верной. «Биеннале ждем с тоской и печалью во взоре… Почему?  Когда кто-то не оправдывает ожиданий и идет на второй заход… Но вот выставка Болтански была очень хороша, она вызывала интерес. На реальных звезд, которых привозит Оля Свиблова, люди ходят… На Билла Виолу ходили люди. Так что надежда все же есть… в этом году мы возлагаем надежду на звезд, которые покажут искусство на уровне. Большой надеждой сезона так же должен стать Винзавод. Такая плотность галерей, мастерских – это может вызвать искру. Там большие пространства, которые так же зададут новый масштаб и импульс.  Галереи расширяют пространство. Художник же не на пустом месте придумывает проект, он исходит из пространства галереи».
Но вот вопрос: делают ли большие пространства искусство более глубоким, более интересным? – сомневаюсь я. «Понятно, что весь русский авангард делался на кухне и большой масштаб это конечно не гарантия хорошего искусства. Расширение площадей конечно не гарантия гениального искусства. Но когда мы видим, как работают западные галереи, их возможности, видим, как работают западные звезды, какие инсталляции делает Болтански – как он легко осваивает большие пространства и понятно, что ему всю жизнь предоставляли финансовую и техническую возможность для проектов.
Но у меня на этот аргумент есть наш отечественный пример: освоение больших пространств, например Ильей Кабаковым, который всю жизнь делал альбомчики в Москве и инсталляции в своей небольшой мастерской. Оказавшись на Западе, он без особых трудностей освоил большие выставочные пространства.  Но мы действительно «постоянно жалуемся, что у нас все делается на коленке, и сейчас появилась возможность выйти на другой уровень. Выдержат ли художники этот уровень или нет? Как всякая возможность она может быть использована или не использована».
<<Принцип «хорошего человека должно быть много» сегодня вполне применим к отечественному искусству. Возможно, это проблема роста – симптом переходного возраста отечественного искусства, но так же возможно, что огромные инсталляции приживутся и станут воплощением широты русского характера. Пока же это чисто внешнее заимствование западных стандартов не насыщенно каким то особым смыслом. Заимствование стандартов искусства, которое настаивает не столько на зрелищности и качественности предмета, сколько на коммерческой ценности.
<<Безусловно, что увеличение   масштабов искусства связано с выходом на широкую публику. Никита Алексеев рассматривает эту проблему не в категориях формы (больше меньше), а в содержательном плане, поднимая вопрос о языке современного искусства.   Никита Алексеев считает, что «искусство занимается изобретением новых языков, так появляются  новые направления. Но сегодня искусство ищет не новые языки, а язык понятный массовому зрителю. Кулик, к примеру, говорит на языке понятном от Гонконга до Рейкьявика.  Это называется культурной вменяемостью. Но я не уверен, что это всегда хорошо. Нужно ли искусство массам?» Ответить на этот вопрос не легко. Пришлось согласиться с тем, что существует разница между интеллектуальным искусством и искусством доступным массовому зрителю – нейтральному, непосвященному. «И еще зараза - изготовление объектов на заказ за 20 тысяч долларов. В размере и стоимости работ ничего не заложено. Маленький рисунок Дюрера с зайчиком, сидящим под лопухом, не хуже и не лучше Сикстинской капеллы Микеланджело. А сейчас конечно индустрия и одна из его жертв – Дамиан Херст. Он полностью зависит от денег, которые нужно вкладывать, он должен быть Диснеем. Дамиан Херст становиться заложником масштаба… А смотреть на это уже совсем неинтересно. Рынок создает массмедийные фигуры или массмедийные фигуры становятся героями арт рынка». Возможно индивидуалистская позиция Никиты, не вписывающаяся в современный институциональный художественный контекст, и старомодна, но лично мне она симпатична, если понимать его высказывание как постановку искусством новых неразрешенных вопросов: «Функция искусства – то, чего хочет художник. Если художник руководствуется социальным или метафизическим значением искусства – этого мало. Он должен сам хотеть делать искусство. Он не должен понимать до конца то, что он делает, если художник понимает, что он делает - стоит прекращать заниматься искусством». 

Скептическое отношение Никиты к художественному процессу создает почву для рефлексии. Не поддаваясь общему очарованию масштабностью и размахом художественных событий и проектов, он констатирует: «Как то я искал в интернете сколько в мире биеннале: после 50ти – плюнул. От того, что в Москве есть биеннале, в мире ровным счетом ничего не меняется. А для московской ситуации – не знаю. Приезжает пачка кураторов, которые как цыгане ездят с места на место. В основной программе главное  – отдолбиться. Важнее оказывается то, что на периферии программы, то, что галереи и культурные центры покажут. Спецпрограммы были конечно на прошлой биеннале более внушительными.  Еще мне не понравилось то, что это зимой. Ходить в морозы по выставкам – не самое приятное занятие. Но это русский бренд: иностранцам интересно посмотреть на медведей. Правда, в этом году биеннале перенесут с февраля на март, но это все же зима, хотя и более мягкая. С мая все маршруты арт кочевников расписаны. Так что Москве досталась зима. И не надо никакой оценки делать происходящему – как есть, так и есть – хорошо».
Нет иллюзий у Никиты Алексеева и в отношении Винзавода. «Ты употребила очень хорошее слово «гетто» и в этом заключается опасность этого места.   Люди сами огораживают себя. И разговоры Сережи Африки, что здесь будет Челси или Сохо - это ерунда. Для искусства сейчас спасение – сетевая, ризомная система. Все конечно будет хорошо, но что это будет за искусство? Искусство будет ВИП, класс премиум». 

Если ребята что-то сделают мы, критики, изменим свою точку зрения. Но пока нам приходиться констатировать, что пока это явление диаметрально противоположное Челси и Сохо, где нищие художники заселялись в дешевые мастерские, а потом они становились дорогими и престижными. В случае Винзавода подобие с западными неформальными формами организации художественного процесса  страдает в первую очередь тем, что не воспроизводит сам процесс, а ориентируется на его конечный результат. Поэтому заимствование оказывается чисто внешним.
<<Надежды на более полноценное знакомство с западным искусством Ира Кулик возлагает на московскую биеннале, оценивая ее значение в первую очередь как образовательного института. «У меня с ним особенных проблем не было, у меня не было ощущения, что всех обманули, потому что было недостаточно гламура». Когда разговор зашел о гламуре, мы решили прояснить суть этого понятия, но нам так и не удалось сойтись в определении сущности гламура. «Эффектное и эффективное, зрелищность искусства, вызывающее эмоции – это не гламурно, считает Ира Кулик, а гламур не должен их вызывать. Я думаю, биеннале заполнит лакуну необразованности, потому что никто ничего по большому счету не видел. В освоении искусства мы отстаем от потребления музыки, кино и литературы. Поэтому я думаю, люди готовы к его пониманию – тип сознания в общем единый. Глобальный контекст освоить нужно не только публике, но и  художникам. Я надеюсь, что и галереи начнут, наконец, представлять западных художников. Жалко что Стелла не стала развивать этой линии. Сейчас кроме Татинцяна этого никто не делает.
А потом нельзя вешать тухляк на искусство и критику – кругом тухляк. Во времена андеграунда был к тухляку сильный иммунитет, но сейчас он потерян, и лезть обратно в подполье - особых оснований нет. Нужно определять художникам свою позицию по отношению к этому по-новому». 
<<Заканчивая первый выпуск этого сезона на столь традиционном предложении начать что-то «по-новому», мы надеемся, что это не будет воспринято как тривиальное предложение бросить старую жизнь и с понедельника начать новую. Думаю иммунитет уже зреет, хотя и остается пока вне зоны внимания арт критиков. Что же касается арт критики, то на нашем сайте мы будем и в дальнейшем в меру сил противоречить общим неблагоприятным для критического осмысления искусства социальным реалиям.  Но скорее это утверждение касается АРТИКУЛЯЦИИ с Дмитрием Барабановым, который вновь возобновил свою рубрику. АРТ ФОН же в целом нельзя назвать критической рубрикой. Представляя разные точки зрения, я старательно создаю атмосферу для ее поддержания, провоцируя живую дисскусию по актуальным для художественного сообщества вопросам. И всегда рада, если кто-то хочет высказать свое мнение или поставить проблему.

<<АРТФон - 13 с Оксаной Саркисян. 30 мая 2006. Другой и его безумный двойник.  Презентация книги «Другое искусство» - выступления Л. Бажанова, И. Алпатовой, Е. Барабанова, Н. Котрелева, интервью с Ю. Пластининым. Празднование юбилея Третьяковской галереи – фонограмма торжественной части, интервью В. Колейчука. Е. Деготь, А. Ковалева, Е. Барабанова, реплики А. Брусиловского и Д. Пригова. 

<<АРТФон - 12 с Оксаной Саркисян. 2 мая 2006.  АРХИапрель. Лекции Ю. Аввакумова, И. Зангелиса, запись «Московской декларации о сохранении культурного наследия ХХ века», реплики Д. Саркисяна, И. Бакштейна, Ирины Горловой и Кирилла Асса.

<<АРТФон - 11 с Оксаной Саркисян. 11 апреля 2006.  Учиться, учиться и учиться! Вопросы образования  имеют первостепенное значение в современном информационном обществе. Обладать информацией - значит иметь первоначальный капитал. Интервью с Иосифом Бакштейном и Александром Соколовым, выступления Сергея Земляного, Майкла Хардта и Антонио Негри.

<<АРТФон - 10 с Оксаной Саркисян. 13 марта 2006.  Работа над комплексами. Прямой связи между государственной премией Инновация, обсуждением российского блокбастера «Дневной дозор» Павлом Пеперштейном и выходом новой версии легендарного советского фильма «Волга Волга2», на первый взгляд, нет. Но на этих событиях современное российское искусство обсуждалось в исторической перспективе.

<<АРТФон - 9 с Оксаной Саркисян. 27 февраля 2006.  Грани формального. Открытие фонда 26 января 2005 было приурочено к эпохальному, с точки зрения вдохновителя мероприятия Дмитрия Гутова, событию -  посещению в 1937 году Сталиным, Молотовым и Ждановым оперы «Леди Магбет Nского уезда» и  было посвящено статье «Сумбур вместо музыки». Дискуссия Formalism Forever раскрыла  исторический  пласт, в котором эстетическое стало политическим и презентовала новый фонд современного искусства.   

<<АРТФон - 8 с Оксаной Саркисян. 28 декабря 2005.  Прописные истины. Выступления в Третьяковской галерее Дмитрия Пригова, Владимира Дубосарского, психолога Третьяковской галереи. Интервью с Александрой Обуховой, Сергеем Бугаевым Африкой. Реплика пожилой женщины.

<<АРТФон - 7 с Оксаной Саркисян. 8 декабря 2005.  Диспозиция. Интервью о их политических взглядах с художниками Константином Звездочотовым, Леонидом Тишковым, группой АЕС, Никитой Алексеевым, Андреем Филипповым, Андреем Монастырским, Борисом Орловым, Дмитрием Приговым, Николаем Полисским, Сергеем Шутовым, Александром Савко, группой Синие носы. Разговор с Сергеем Братковым и Сергеем Шеховцовым.

<<АРТФон - 6 с Оксаной Саркисян. 17 ноября 2005.  Видео не видео. Исчезновение видеоарта , визитная карточка, динамическая проекция, видики крутятся, to day - фестиваль, романтика, антиутопия техно искусства.

<<АРТФон - 5 с Оксаной Саркисян. 9 ноября 2005.  Парад политического искусства.
Записи лекций Анатолия Осмоловского «Осень авангарда», круглого стола проекта «Интернационал», запись чтений «Привет, оружие!? Общество, искусство и война в современную эпоху», интервью с директором Сахаровского центра Самодуровым.

<<АРТФон - 4 с Оксаной Саркисян. 14 октября 2005. Время некоммерческих структур ? 
Фонд "Современный город", радикальные перемены в Московском центре искусств на Неглинной, экономическая база некоммерческого искусства, «Стой! кто идет» из Франции, Вены, Германии, Испании, Аргентины и церетелиевской школы искусств.

<<АРТФон - 3 с Оксаной Саркисян. 28 сентября 2005.  В люди.  Россия! - ? Социалистический идеализм. Ангелы истории. Разминка перед настоящей карьерой.
Интервью с Виталием Пацюковым, куратором выставки «Социалистический идеализм» Екатериной Деготь, куратором дома фотографии Екатериной Кондраниной, Олегом Куликом, Андреем Монастырским, Сергеем Братковым, реплика Ирины Кориной.

<<АРТФон - 2 с Оксаной Саркисян. 14 сентября 2005. POP инъекция. В совпадении двух выставок открывшихся параллельно в Третьяковской галереи, «Энди Уорхол: художник современной жизни» и «Русский поп арт», несомненно, присутствуют элементы музейной политики. Во многом  провокационное и радикальное название выставки "Русский поп-арт", которая сама по себе оказалась ярким и интересным проектом,  призвано вызвать широкое обсуждение проблем русского искусства, и создает предпосылки для серьезного искусствоведческого дискурса
<<АРТФон - 1 с Оксаной Саркисян. 5 сентября 2005. АРТ оккупация. Современное российское искусство настойчиво ищет способы прямого взаимодействия с широкой зрительской аудиторией,  и возможно в этом проявляется его наследственность, ведь искусство андеграунда очень страдало в оторванности от публики, и институциональная система их отношений еще не до конца сложилась. Осваивая шаг за шагом современные формы презентации искусства, мы начинаем осознанно приближаться к таким практикам искусства как public art. 

TopList