Специфика нынешнего коллективного проекта обусловлена коммунальным характером отечественной художественной жизни конца прошлого столетия. Художники достаточно разного калибра и художественных позиций оказались органично вовлечены в сферу  проекта Аркадия Насонова. Связующим элементом всего проекта, безусловно, является традиция московского концептуализма. Произведения второго и третьего поколения этого направления и составляют основу выставки. Опубликованные в каталоге статьи Бориса Гройса (отрывок из текста «Россия как подсознание Запада») и Павла Пепперштейна (отрывок из текста «Кислая и пресная депрессия») легитимируют практики мифотворчества, присущие этому странному и пока недостаточно исследованному периоду российского современного искусства. Позднесоветское искусство обладало специфическим эзоповым языком, являвшимся тайным кодом в общении посвященных, унаследованным от эпохи нонконформизма. Еще не утвердились законы арт рынка, и коллективное творчество оставалось повседневным ритуалом искусства как формы общения художников. Тайные коды кодировались и перекодировались из работы в работу, являясь, как правило, ответом на произведение товарища. Поэтому так легко и органично работы разных художников сложились в общий сюжет. С другой стороны, предложенный Насоновым ребус не предполагает разгадки, поскольку ее просто нет, или она давно утеряна за ненадобностью. Просто ребус – это уловка, ключ, при помощи которой Аркадий Насонов приглашает стороннего зрителя включиться в бесконечное и такое же бесполезное, как и само искусство, мифотворчество.
Поэтому было бы ошибкой описывать выставку как продукт кураторской мысли, со всеми вытекающими моделями репрезентации национального искусства и культуры. Способ высказывания Аркадия Насонова - часть его собственного многолетнего проекта. Включенность художника в круг московского и одесского искусства позволяет ему органично работать с произведениями коллег-художников, которые становятся частью его тотального проекта.

Специфика нынешнего коллективного проекта обусловлена коммунальным характером отечественной художественной жизни конца прошлого столетия. Художники достаточно разного калибра и художественных позиций оказались органично вовлечены в сферу  проекта Аркадия Насонова. Связующим элементом всего проекта, безусловно, является традиция московского концептуализма. Произведения второго и третьего поколения этого направления и составляют основу выставки. Опубликованные в каталоге статьи Бориса Гройса (отрывок из текста «Россия как подсознание Запада») и Павла Пепперштейна (отрывок из текста «Кислая и пресная депрессия») легитимируют практики мифотворчества, присущие этому странному и пока недостаточно исследованному периоду российского современного искусства. Позднесоветское искусство обладало специфическим эзоповым языком, являвшимся тайным кодом в общении посвященных, унаследованным от эпохи нонконформизма. Еще не утвердились законы арт рынка, и коллективное творчество оставалось повседневным ритуалом искусства как формы общения художников. Тайные коды кодировались и перекодировались из работы в работу, являясь, как правило, ответом на произведение товарища. Поэтому так легко и органично работы разных художников сложились в общий сюжет. С другой стороны, предложенный Насоновым ребус не предполагает разгадки, поскольку ее просто нет, или она давно утеряна за ненадобностью. Просто ребус – это уловка, ключ, при помощи которой Аркадий Насонов приглашает стороннего зрителя включиться в бесконечное и такое же бесполезное, как и само искусство, мифотворчество.

В основе выставки и книги, инициированными Аркадием  Насоновым, мифологическая история России. Мифологическая история вещь уже сама по себе невозможная и не натуральная. Но погружает в атмосферу вечности уже само отсутствие каких-либо дат под работами художников, чьи имена даны в каталоге в виде инициалов, расшифровка которых прилагается в справочном разделе (как и положено в ребусе).  Однако, история все же присутствует. Она вытекает из Романа, то есть из династии Романовых, и является первой главой книги, которая заканчивается вещим сном от Сергея Ануфриева. Вторая историческая веха, «России стало Лень»,  соответствует недолгому правлению Ленина. Соответственно, при Сталине «Все Стало» (то есть застыло и заморозилось), затем при Хрущеве "Хрустнуло", в следствии чего появился "Бережок" (Брежнев). Потом на "Бережке" в период перестройки вырос "Горб" (Горбачев), а потом оказалось, что на самом деле это выросла "Ель" (Ельцин). От "Ёлки" пролег "Путь" (Путин), и на нем появился веселый "Медвежонок" (Медведев). Последняя часть наиболее слабо проработана и носит формальный характер, видимо в силу своего присутствия в настоящем незавершенном, то есть в актуальном времени. Это стратегия подмены истории мифологией, на мой взгляд, имеет прямую связь с предшествующим проектом Аркадия Насонова, его книгой 1996 г. про мальчика Советика «Дар Совы». История СССР описана как загадочное, с точки зрения науки, сновидение мальчика, который как только родился, сразу и заснул. Но если «Дар Совы» в какой-то мере персональный проект Насонова (в нем используется принцип коллажа, и история складывается из старых советских журналов), то «Замороженный медведь» проект в который были вовлечены очень многие художники.

Пасторали из советской действительности с недостоверно достоверными деталями Константина Звездочетова. Имперские орлы Андрея Филиппова. Вариации на тему монументальных советских росписей Ларисы Звездочетовой-Резун и мозаичный ряд  космонавтов: животных, мужчин, женщин - Сергея Воронцова.

Чувство ностальгии пробуждают  сохранившиеся в памяти вещи советской эпохи. Они привносят  тактильное ощущение повседневной жизни, ушедшей безвозвратно. Но редимейд автобусный аппарат не выдает билетов, а за небольшую плату поет  песни (работа Бориса Матросова «Дикие песни нашей родины»). А в видеоинсталляции с детской настольной игрой «Хоккей» Сергея Шутова вместо игроков танцуют елочки. Выполненные в жанре портрета игрушечные Дед Мороз и Неваляшка «Общества Россия» как бы завершают психологическую характеристику homo sovieticus.

Все это и многое другое перемешано, и узнавание оборачивается неузнаванием, а сквозь вещественную и стилистическую подлинность  проступает  эрозия балаганной бутафории.  Также сложно поддается определению граница между автором и коллективным сознанием.  Неясность усиливают стихи в книге выставки - как правило, они написаны сразу несколькими авторами (артефакты группового творчества Медицинской герменевтики, Облачной комиссии, общества Тарту).

Особое место в проекте отведено коллажам Евгения Кемеровского, памяти которого собственно и посвящена книга. Технология скрещивания различных видов советской печатной продукции приносит невероятные плоды и является, по сути, моделью метода культивирования древа мифологий. 

Угадать логику сортировки всех артефактов советской эпохи по разделам - задача невыполнимая, да и вряд ли необходимая для включения в семантическую игру. Самопорождающиеся и растущие как снежный ком абсурдные семантические цепочки не лишены мистического смысла, прозрения и глубинных откровений, как любое случайное совпадение. Центральным моментом экспозиции стала инсталляция Кирилла Преображенского «Похороны Брежнева», посвященная концу брежневской эпохи. Портрет автора, чем-то неуловимым напоминающий маленького Ленина с октябрятского значка, стол с красными подушечками и разносящаяся по всем залам выставки траурную речь.  Это единственная точка в проекте, порог смерти советского мира и его перерождения в вечности, ведь мир мифа, включающий в себя смерть, не подвержен ее действию.  

Железный занавес остался в прошлом, Россия стала частью глобального мира. Как пишет Павел Пепперштейн, «попадая на Запад, мы ощущаем себя в каком-то смысле мертвыми – сейчас больше, чем когда-либо раньше. Ведь мы не просто представители другого мира – мы представители мира, который только что был, и которого больше нет». Символично, что встреча бессознательного России, которая по Гройсу является подсознательным Запада, происходит на границе моря и океана, на самом севере Голландии в прибрежном городке Дэн Хелдер. Возможно, холодный рассудок голландского кальвинизма сможет прояснить природу океана русского подсознания.

Оксана Саркисян