О «бардаке» и не только. 
Татьяна Волкова об обстоятельствах предшествовавших увольнению Андрея Ерофеева из ГТГ

В 2000 году я пришла работать в коллекцию Ерофеева в музей Царицыно, с 2002 года по прошлую неделю являлась сотрудником отдела новейших течений ГТГ.
В ответ на обвинения дирекции в профессиональной несостоятельности сотрудников отдела новейших течений как музейных хранителей, а также на высказывания некоторых журналистов о «бардаке», который мы развели в стенах ГТГ, хочу привести ряд подробностей, касающихся организации хранения наших фондов.
Но, чтобы за всеми этими частностями не потерять из виду главное, хочу сразу напомнить некоторые факты. Прежде всего, Андрей Ерофеев, в отличие от всех других сотрудников ГТГ, не просто наемный работник, которого музей пригласил в качестве руководителя нового структурного образования. Это человек, который передал галерее бесценный дар – собранную им огромную коллекцию современного российского искусства, которая по праву, хотя и неофициально, носит имя «ерофеевской». Конечно, большая часть произведений на сегодняшний день юридически принадлежит ГТГ, тем не менее встает вопрос: имеет ли дирекция ГТГ моральное право лишать коллекцию своего создателя, а тем более ее расформировывать?
Итак, в 2001 году по приказу Министерства Культуры коллекция современного искусства музея Царицына была переведена в ГТГ. По правилам музейного хранения автоматически передавалась только та часть, которая имела музейные инвентарные номера. В музее Царицыно также не спешили с закупкой произведений, поэтому большая часть коллекция была не оформлена и должна была пройти экспертную комиссию ГТГ, заседания которой проходили в бункере-хранилище Царицыно. Во главе комиссии стоял А.И.Морозов, в нее входили заведующие эпохальных отделов ГТГ. Некоторые из них столкнулись с современным искусством впервые. Каждая комиссия представляла собой выстроенную нами экспозицию из нескольких десятков, а иногда и сотен работ, подобранных по историческому принципу. В результате было принято ок. 70-80 % работ, созданных в 1950-80-е годы.
После десяти комиссий, проведение которых заняло несколько лет, осталось совсем молодое искусство сегодняшних дней, которое на тот момент фактически не имело шансов пройти экспертный совет, а также большинство произведений графики, на которые уже не оставалось времени. Завершался переезд работ в ГТГ, который длился по 2004 год. Неотсмотренные комиссией работы мы также перевезли в ГТГ в надежде, что и эта часть коллекции со временем поступит в фонды галереи. Отклоненные работы было решено вывезти в хранилище в Подольске, выделенное нам ЦДХ.
В 2002 году в новообразованном отделе новейших течений ГТГ было назначено 3 хранителя постоянных фондов и 1 (!) временного фонда, хотя было известно, что именно этот временный фонд составляет значительную часть коллекции, которая перманентно росла в ходе проводимых выставок. Этим четырем хранителям предлагалось поставить на хранение каждое из привезенных 2500 произведений искусства, многие из которых, в свою очередь, состоят из десятков музейных предметов ( на каждый предмет хранения полагается инвентарь – визуальное описание и описание сохранности). Прецедентов хранения нетрадиционных видов искусств, нуждающихся в специальном обращении, у Третьяковской галереи не было, и запасник был организован по общемузейным принципам хранения традиционной живописи, графики, скульптуры. Нет смысла долго вдаваться в подробности того, какой материал представляет собой современное искусство. Надо учесть, что эта коллекция всегда была направлена на собирание нестандартных, не «галерейных» работ, большую ее часть составляют именно масштабные инсталляции. Кстати, оборудования для секции инсталляций было поставлено только в декабре 2007 года уже после скандала с хищением работ в Эрмитаже, за которой последовала министерская проверка. В силу того, что реставраторов живописи и графики в ГТГ не так много и они очень заняты более важными вещами, а реставраторов более нетрадиционных материалов, из которых, в основном и состоит коллекция, вообще не было (и так и не появилось по сей день, брали на год на контрактной основе в наш отдел реставратора по тканям, но контракт не продлили), ответственность за сохранность разрушающихся объектов и инсталляций, не рассчитанных на длительное хранение без специальной консервации, также осталась лично на хранителях. Также, и по сей день отсутствует специальное оборудование для хранения достаточного большого массива фотографий. Известно, что фотоотпечаток на бромсеребряной бумаге не живет более 100 лет, а на современной фотобумаге R-c не более 30, и для сохранения уникальных фотоперформансов многолетней давности нужно сканировать изображение и хранить в формате негатива. Лично я как хранитель фонда «Искусство 1990-2000-х годов» многократно подавала список работ из своего фонда, которые предположительно не могут быть приняты на постоянное хранение в связи с тем, что некоторые материалы (пластмасса, полиэтилен, пенопласт, поролон, зеркальная пленка) не подлежат длительному хранению. О важности решения этих проблем много раз говорилось вслух, но ни одного (!) экспертного совета назначено не было. Так, бывший хранитель фонда «искусство 1960-80 годов», имевшая большой опыт работы в ГТГ – старший научный сотрудник Анна Романова, пришедшая к нам в отдел из отдела живописи 1 половины ХХ века, еще в 2003-2004 годах пыталась сдвинуть эти проблемы с мертвой точки. Кстати, Анна, уволившаяся из отдела в 2006 году, многократно заявляла, что сделала это не потому, что не сработалась с Ерофеевым, а из-за общей болезненной внутримузейной ситуации. Забегая вперед, нужно сказать, что когда после случая в Эрмитаже пошла горячка с немедленным оформлением всего постоянного фонда на хранение, разбираться с тем, что можно принимать, а что требует отдельного рассмотрения, уже не было времени, приняли все.
Много можно говорить о системе комплектования фондов – вернее, ее отсутствии. Произведения от нашего отдела с большим трудом ставились на закупку, из них реально приобретены были единицы. Тем не менее, провести через фондовую комиссию новые произведения от художников в дар также не очень просто. Вообще, складывается ощущение, что для дирекции ГТГ вполне достаточно той части коллекции, которая уже принята на постоянное хранение и от которой никуда не денешься, вся остальная часть ей представляется исключительно в виде хаоса, энтропии в музее, с которой нужно бороться.
Тем временем отдел развил бурную деятельность в остальных направлениях музейной деятельности. Всем известно, что в общественном сознании существует только одна Третьяковская галерея – в Лаврушинском переулке. Когда говоришь «Третьяковская галерея на Крымском валу», все спрашивают: «В смысле, ЦДХ?». Часто, приходя на работу, возникает мысль «сегодня что ли понедельник?» (нерабочий день для посетителей). Вспоминаешь, что нет, например, вторник, но просто никого нет.
Исходя из предпосылки, что музей – это место популяризации искусства и живого общения со зрителем, наш отдел несколько лет осуществлял проект «Системы клубов современного искусства» - программу персональных выставок современных художников, дискуссионный, лекционный и детский клубы. Опять же не благодаря, а скорей вопреки остальному музею, нам удалось воплотить в жизнь несколько крупномасштабных эпохальных выставочных проектов: «Сообщники», «Поп-арт», «Соц-арт».
Хранительская работа отошла на второй план, а усилия администрации были сосредоточены на контроле, а впоследствии и на цензурировании нашей выставочной деятельности. Это продолжалось до весны 2007 года, когда грянул скандал с хищением работ в Эрмитаже и последовавшие за ним министерские проверки музейных фондов. Все запаниковали, вспомнили незаинвентаризированные неатрибутированные работы Ларионова и Гончаровой и др., ну и, конечно, о наших фондах. Ситуацию обострил скандал, связанный с поездкой выставки «Соц-арт» в Париж. После личного конфликта Ерофеева с руководством, видимо, и было принято решение его убрать, но ряд обстоятельств не позволил это сделать в короткий срок. К тому же всем было очевидно, что без Андрея и без нас разобраться в наших фондах будет невозможно.
Нам была запрещена любая выставочная, дискуссионная и иная деятельность якобы до приведения в порядок хранения. В декабре 2007 была проведена внутримузейная сверка фондов для выявления недостатков. Из-за огромного массива работ и сжатых сроков проведения сверки, отдел учета плохо справлялся со своей задачей. Например, в списках непоказанных хранителями произведений все время повторно всплывали работы, на самом деле раннее предъявленные хранителями. На нашу беду, после окончания сверки, хранитель графики А.Криксунова и А.Ерофеев уехали в новогодние отпуска на 2 недели. В это время были оглашены результаты сверки, в которых по ошибке опять всплыли несколько десятков работ, ранее предъявленных Криксуновой. На следующий день (!) после оглашения результатов вернулся Ерофеев и в течение нескольких часов предъявил все якобы ненайденные работы. Но оказалось уже поздно, и через 2 дня на директорате ему был объявлен тот самый третий роковой выговор, на который потом ссылались в приказе об его увольнении. После этого руководство выпустило ряд невыполнимых приказов. Например, приказ от конца января 2008 года - за полтора месяца оформить все вещи (2500 из имеющихся 4000 единиц), идущие на постоянное хранение. После его частичного невыполнения отдел был признан недееспособным и нам был поставлен ультиматум – принять постоянное хранение к 1 июня, выдать вещи, находящиеся на временном хранении с предыдущих выставок и запустить процесс по оформлению произведений, не имеющих музейного статуса.
К началу июня нами все произведения постоянного хранения были оформлены в предельно сжатые сроки - беспрецедентный музейный рекорд. Мы работали без выходных, брали работу домой в надежде спасти отдел. Но с момента приведения постоянного хранения в полный порядок пользоваться им стало можно и без нас.
Приказ директора был признан невыполненным на основании 1 ненайденного листа графики из научно-вспомогательного фонда, нескольких невыданных произведений с наших прошлых выставок (которые художники не смогли забрать из-за их габаритов, им просто негде их хранить). Прибавили к этому три незакрытых выговора Ерофеева за последний год и посреди лета в пятницу вручили ему приказ об увольнении.
Хотя слухи о планах дирекции уволить Ерофеева ходили давно, до последнего момента мы не верили, что нас так цинично используют и после этого открыто сфабрикуют обвинения против Андрея. Собрали коллекцию, привезли, обработали – а теперь пошли вон.
Сейчас уже совсем не хочется уподобляться нашим оппонентам и вспоминать все негативные мелочи нашей работы: комната 25 кв.м. на 10 человек, 2 компьютера на всех, дисциплинарные проверки и бюрократическая травля, как в старые «добрые» времена. Все это не имело для нас большого значения, ведь мы занимались любимым делом. Теперь я просто не вижу никакого смысла оставаться в музее и быть свидетелем того, как расформировывается таким трудом сделанная нами постоянная экспозиция, раздаются вещи, которые мы столько лет собирали.
Очевидно, что мы без работы не останемся, и, возможно, именно эта вопиющая ситуация позволит Ерофееву совершить большой профессиональный рывок, на который бы он сам не решился, по собственной воле никогда не оставив произведения в руках людей, не способных их оценить.
Самое обидное - даже не 8 лет работы (за зарплату размером в пенсию), вложенные в эту коллекцию, с которой многие из нас связывали свою жизнь. Обидно то, что теперь большая ее часть будет расформирована, так как дирекция не хочет, да и просто не может оформить произведения, не принадлежащие Третьяковке, ведь они дарились не им, а Ерофееву. Но и вернуть работы обратно как основу для будущей альтернативной коллекции специально созданному для этого «Обществу коллекционеров современного искусства», которому они были формально подарены, ГТГ также отказывается, посчитав возможным произведения арестовать и заявить, что они будут их возвращать авторам.
Вот и вся история. Теперь нам говорят – вы что, дураки, надо было застраховаться, как-то юридически оформить свои права на работы. Но мы же их собирали для Третьяковской галереи. И вправду, получается, дураки…
Мы считаем, что теперь наша общая задача – не дать развалить оставшуюся часть коллекции, и призываем художников не спешить с решением забрать работы, подаренные и оставленные на временное хранение А. Ерофееву. Мы надеемся, что будет найден выход по вывозу ее из ГТГ.
Еще важно, чтобы за деталями взаимных обвинений не потерялась суть того, что произошло - чудовищного преступления, откровенного рейдерства, произвола на государственном уровне, который в цивилизованном мире не может иметь место. Хорошо, что во времена Третьякова еще не существовало подобного рода музейного устройства, а то бы и его, наверняка, уволили за профнепригодность.

Татьяна Волкова