ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO
В МИРЕ
В МОСКВЕ
В РОССИИ
В ПИТЕРЕ
В
ИНТЕРНЕТЕ ПЕРИОДИКА
ТЕКСТЫ
НАВИГАТОР
АРТ ЛОНДОН
- РЕПОРТАЖИ ЕЛЕНЫ ЗАЙЦЕВОЙ АРТИКУЛЯЦИЯ
С ДМИТРИЕМ БАРАБАНОВЫМ АРТ
ФОН С ОКСАНОЙ САРКИСЯН МОЛОЧНИКОВ
ИЗ БЕРЛИНА ВЕНСКИЕ
ЗАМЕТКИ ЛЕНЫ ЛАПШИНОЙ SUPREMUS
- ЦЮРИХ ОРГАНАЙЗЕР
ВЕЛИКАНОВ
ЯРМАРКИ
ТЕТЕРИН
НЬЮС ФОТОРЕПОРТАЖИ
АУДИОРЕПОРТАЖИ
УЧЕБА
РАБОТА
КОЛЛЕГИ
АРХИВ
Искусство веры или вера искусства?
По поводу проект "Верю", куратор Олег Кулик
|
Предисловие редактора.
Затеянная куратором выставки "Верю"
Олегом Куликом серия обсуждений в
подвалах Винзавода безусловно
заслуживает внимания. Хотя бы потому, что
куратору удалось преодолеть
разобщенность, индивидуальную
замкнутость наших актуальных художников
и вовлечь в обсуждения достаточно
адекватных теме специалистов: Липницкого,
Хоружего, Лидова. В результате изрядно
бестолковые поначалу разговоры
поднялись не просто на уровень
вменяемости, но затронули актуальнейшую
для современной мысли проблематику.
Учитывая последнее обстоятельство, я
счел полезным привлечь к обсуждению
молодежь, не вовлеченную в современный
арт процесс, не только не посещавшую
Винзавод, но и не знавшую о его
существовании. Разумеется, не из числа
первых встречных-поперечных, но людей
заинтересованных и артикулированных.
Условие было и остается одно - прочесть
перед высказыванием материалы
подвальных семинаров и познакомиться с
материалами Сингапурской
биеннале "Вера",
прошедшей 4.09 - 12.11.2006 года. На которой,
кстати, был представлен проект Владимира
Куприянова "Русская
античность. Страшный суд", Ю. П.> |
|
Искусство веры или вера
искусства? В современном искусстве вновь стала актуальной тематика трансцендентального. Сначала в завуалированном виде "новой искренности", а следом – прямым обращением к тематике Веры, как например на 1-й биеннале в Сингапуре (Singapore biennale, 4 сентября - 12 ноября 2006 года). Наши художники под кураторством Олега Кулика осмысляют, обсуждают задуманную в рамках 2-й Московской биеннале выставку "Верю" (http://www.mmoma.ru/veru ). В чем же причина нового обострения интереса к теме веры в области искусства?  Для начала попробуем проследить взаимоотношения двух «гигантов» (веры и искусства) в исторической ретроспективе. Вопрос о неразделимой связи между первобытным искусством и первобытными верованиями остаётся открытым. Думается, столь сложной сверхчувственной связи за давностью тысячелетий уже не поймать. Однако акцент делается всегда на синкретизм, т.е. на отсутствие разделения между различными сферами жизни. По сути, всё существование тогдашнего человека сакрально, он – часть рода, часть природы и часть космоса. В эпоху великих древних цивилизаций синкретизм всё ещё актуален. Искусство неразделимо связано с верой, оно монументально, космично, величественно. Но каковы боги древних? Это всего лишь люди, со всеми их слабостями, обладающие некоторыми сверхъестественными качествами и живущие в неком недоступном месте. Через религию искусство непременно связано и со смертью, а точнее – с бессмертием, оно становится одним из способов его достижения. Однако именно в античной, греческой философии появляется идея Единственного. Например, Гераклит Эфеский призывал сменить политеизм единобожием: "Признавать одно Мудрое Существо: Дух, могущий править всей Вселенной". Т.е. здесь мы уже видим проявления своей субъективной веры, своей оригинальной философии.  Соитие трёх единств - веры, института церкви и искусства – ярче всего проявилось в эпоху средневековья. В средневековом религиозном искусстве нет понятия авторства, искусство безымянно, оно принадлежит одновременно всем людям и Богу. Оно вечно. Это произведения чистой, подлинной веры в христианские догматы. «Верую, дабы уразуметь» - такова ортодоксальная традиция, либо: «Верую и понимаю» - формула Ансельма Кентерберийского, развитая затем Фомой Аквинским. Что же касается православия, то Евгений Трубецкой называет икону «умозрением в красках». Думаю, тоже допустимо сказать и о католическом церковном искусстве. Можно заключить, что не только философия, но и искусство были глубоко теологичны. 
 В эпоху Возрождения происходит эпистемологический разрыв - искусство покидает церковный канон (во многом это связано с неправильной политикой церкви как института). Появляется автор, который говорит уже не столько о Боге, сколько о себе самом – о человеке, именно он становится центром мироздания. Начинают рушиться табу даже на изображение религиозных сюжетов, возникает попытка соединить христианство с античным язычеством. Но нельзя сказать, что великие творения этой эпохи лишены сакральности. В них появляется новая вера – вера в человеческие возможности.  Далее историческая конфессиональная религия из уже преимущественно светского искусства никуда не пропадает, она остаётся в нём, как своеобразный атавизм, глубоко въевшийся в гены культуры. Эдакий отросточек хвоста. Кто-то пытается его отрубить, кто-то, порой даже незаметно для себя, тихонько поглаживает, кто-то открыто им гордится. Периодически всплывает и конфликт с институтом церкви. В эпоху Просвещения Вольтер скажет о церкви: «Раздавите эту гадину!» и предложит философскую веру в Бога – деизм. Схожие идеи появлялись и у Руссо. Во время Великой Французской Революции на некоторое время католицизм заменяется культом Разума и культом Верховного существа, т.е. на «гражданскую религию». Позднее философскую веру в Бога будут проповедовать и экзистенциалисты. В эпоху Возрождения «потерялся» объединяющий символ веры, искусство стало отражать субъективную веру художника (схожую либо не схожую с исторической религией). Происходит манифестация творцом своего видения, его обособление и противопоставление обществу. Постепенно искусство превращается в эгоцентризм и одиночество, что вполне оправдывает своевременное высказывание Ницше о смерти Бога как символа единения.  В России, как в стране, где средневековое мировоззрение задержалось до конца XVII века, видимо, по причине особой ментальности, православие, когда-то плотно сросшееся с язычеством, не покидало искусство до самой революции.  Да и после 1917 года его атавизмы никуда не делись, но появилась и новая вера - вера в светлое будущее, в социализм и коммунизм. Искусство, служащее этой молодой ещё «религии», вновь обретает монументальность и космизм, т.к. их отношения искренни. Это – объединяющая сила, эпоха юности и свежести, движение вперёд. 
 Впоследствии, когда миф «светлого будущего» стал разрушаться (однако, тоже оставляя атавизмы), постепенно угасает и искусство, некогда его восхвалявшее. Появляется новое «подпольное» (до падения СССР) течение, и опять всплывают субъективность и одиночество. 
 Нынешнее общество – общество потребления - уже более полувека процветает в Европе, но уже актуально и для России. Его основные черты (описанные, например, Жаном Бодрийяром) - тиражирование, многофункциональность, игра на низких чувствах, ублажение, свойственные политике улучшения продажи товаров, распространились на все сферы жизни, в том числе и на искусство. Важную роль начинает играть мейнстрим, который сам по себе является не столько искусством, сколько товаром. В тоже время существуют и другие виды творчества, которые показывают современность, используя её же знаки, однако сами они не вступают в товарную игру, а являются лишь её отражением.  Вместе с тем сейчас ислам находится в той степени активности, в какой христианство прибывало, пожалуй, разве что в средневековье. Таким образом, происходит вовсе не столкновение двух религий, а скорее столкновение религии и общества потребления. Конечно, вовсе не стоит отрицать наличие истинно верующих христиан. Они, безусловно, есть и не в малых количествах, но всё же язык не повернётся назвать сейчас всё европейское общество в целом христианским. Вероятно, некоторое столкновение с чужой активной верой, и погрязание в собственном потребительском болоте, заставляет Европу, а вслед за ней и многие другие цивилизованные страны, обратиться в искусстве к теме веры.  Всё вышесказанное наглядно демонстрирует Сингапурская биеннале, пытающееся объединить и «примирить» все религии и искусства. В храмах различных конфессий демонстрируются произведения художников из различных стран мира, объединённых одной темой – Вера. Экспонаты показывают разное отношение к данному вопросу – кто-то сожалеет о религиозном прошлом, кто-то пытается создать или воссоздать сакральные символы, кто-то цинично и отчасти справедливо подмечает, что современной иконой является денежная банкнота. С одной стороны, наблюдается поиск того, к чему можно было бы уйти от общей современной бездуховности, и поиск этот упирается в историческую религию, но с другой стороны, после господства субъективности, свободы выбора и потребления, вернуться к ней очень сложно. К тому же, нынешняя «толерантность» не позволит вновь укоренить каноническую веру, потому что это не возможно без установления её господства и своего рода тоталитаризма. Отсюда возникает идея некой «веры вообще». Такую веру и пытается показать искусство: мол, не важно, где разместить творение - в мечети ли, в синагоге, в буддистском или католическом храме – оно может быть универсальным и говорить об универсальной вере. Что касается России, тут стоит вспомнить, проходившую два года назад выставку «Осторожно, религия!», которая, при всем своем несовершенстве, вероятно, хотела предупредить религию быть осторожней в отношении её же церкви, которая слишком отошла к делам политическим. Художники в своих инсталляциях отражали лишь существующую реальность: бездушное тиражирование святых образов, распродажу икон за границу, превращение святынь в такие же туристические сувениры, как икра или водка. Однако после разгрома выставки группой «верующих» суду подверглись организаторы экспозиции и художники по обвинению в разжигании религиозной и национальной розни.  Вероятно, из осмысления вышеописанных событий и вырос проект Олега Кулика «Верю», хотя сам он не столько опровергает такую логическую связь, сколько просто уходит от данного вопроса. В общем-то, действительно, не стоит искать конкретные причины и связи, главное – описать ситуацию, то, что творится вокруг. Организаторы выставки предлагают художникам подумать над их собственной верой. Какова она? Это попытка представления разнообразия данного понятия. Ведь одна вера на всех последний раз была верой в коммунизм. Все современные творцы по большей части выросли и сформировались уже в эпоху отсутствия единого ориентира. Идея Кулика чем-то напоминает философию Хайдеггера – сначала собрать «верующих», потому что именно ими являет себя вера. Это необъективируемый процесс, поэтому выставка и называется глаголом - «Верю». Вполне вероятно, что и сама идея выставки как процесс гораздо важнее своего результата. Обсуждения, проходящие на старом винзаводе, не столько решают концепцию будущей экспозиции, сколько позволяют раскрыть отношение к вере и многим другим философским и художественным вопросам современной творческой среды. Сам Олег Кулик говорит, что делает выставку, потому что Бога нет: «Есть только мое сознание. (…) Я религиозный человек. Бога нет вне меня. Я знаю, что есть высшая сила, как говорил мой дедушка. Но эту высшую силу я определяю как умение работать с собой.» И все друг с другом спорят, приводя в пример собственные переживания, работы великих мастеров либо философские теории разных времён. На собрания приглашаются философы, искусствоведы, критики, писатели (Дмитрий Пригов – концептуалист, писатель и художник, Елена Петровская - сотрудник Лаборатории постклассических исследований Института философии РАН, Псой Галактионович Короленко – «молодежный филолог, акын, боди-сингер и современный скоморох», Екатерина Дёготь и другие). Эти дискуссии достаточно известных деятелей искусства наглядно отражают всю интеллектуальную картину начала XXI века – отсутствие какой-либо главенствующей мысли при громадном слое информации и идей, накопленных за всю историю человечества. По сути, это разговор строителей Вавилонской башни, которые хотят добраться до Небес, но не могут договориться, т.к. владеют разными языками. Например, Псой Короленко говорит с позиции переводчика религиоведческой литературы, художник Анатолий Осмоловский как почитатель современной французской философии, а приглашённый на заседание математик и антрополог Сергей Сергеевич Хоружий подходит к вопросу с сугубо научной и рационалистической точки зрения, чем вызывает некоторое возмущение у многих собравшихся. Создаётся впечатление, что создание выставки как некой «общности» - заранее утопическая идея. Если только не рассматривать это как спор индийских философов разных школ, когда проигравший принимает философию победителя. В обсуждениях часто проскальзывает идея «соборности» (правда, данное слово многих пугает). У Псоя Короленко даже было предложение некоторого возврата в средневековье – отказ от подписи автора. С другой стороны, помещения Винзавода, судя по всему, должны превратиться скорее в римский пантеон, куда каждый язычник привнесёт своё идолище. В общем, встаёт вопрос - нужна ли данной выставке ещё какая-то концепция кроме самого названия? Может, достаточно было попросить художников найти среди своих творений то, что, по их мнению, можно назвать «Верю» (о чём, в частности, говорил и Осмоловский)? Не превратит ли заказ работ на заданную тему выставку только в заведомо скандальную манифестацию? Увидим. Впрочем, как бы там ни было, это, безусловно, интересная и важная работа. Актуализация вопроса веры произошла не случайно – сложились определённые факторы. И, благодаря обсуждениям «Верю», мы наглядно поняли, что на данный момент ситуация такова, что кто-то верит в Бога, кто-то - в Дьявола, кто-то – в философию, кто-то – в человека (Олег Кулик), кто-то - в хлеб (Осмоловский), а кто-то и в трусики Курниковой, как, например, новосибирский художник Дмитрий Булныгин, и с точки зрения искусства все эти суждения имеют абсолютно одинаковое право на существование. Ибо нынче век размытых понятий, толерантности и свободы выбора. Время частных «вавилонских» башенок. Важным представляется то, что искусство должно бы уже перестать только эпатировать, пусть оно вновь намекнёт нам о чём-то трансцедентальном, космичном, вечном, что есть в египетских пирамидах, на средневековых иконах, в творениях русского авангарда, в сталинской архитектуре, наконец! Пусть вновь даст этот неописуемый словами знак сакрального. Ведь, судя по заявке, выставка к этому и стремится. Однако возможно ли такое при подобной раздробленности? Способен ли современный одинокий художник верить так, чтобы поверили и ему? Действенна ли формула «сам себе канон»? И не откроет ли это современную одинокую беспомощность? Что ж, подождём - время покажет. Лидия Гуменюк |
