ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO




В МИРЕ  В МОСКВЕ В РОССИИ  В ПИТЕРЕ  В ИНТЕРНЕТЕ  ПЕРИОДИКА  ТЕКСТЫ  НАВИГАТОР АРТ ЛОНДОН - РЕПОРТАЖИ ЕЛЕНЫ ЗАЙЦЕВОЙ АРТИКУЛЯЦИЯ С ДМИТРИЕМ БАРАБАНОВЫМ АРТ ФОН С ОКСАНОЙ САРКИСЯН МОЛОЧНИКОВ ИЗ БЕРЛИНА ВЕНСКИЕ ЗАМЕТКИ ЛЕНЫ ЛАПШИНОЙ SUPREMUS - ЦЮРИХ  ОРГАНАЙЗЕР  ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ФОТОРЕПОРТАЖИ АУДИОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ

Пишет недобрый и требовательный Андрей ВЕЛИКАНОВ    

.20 Космосис и мимесис>

Этот текст следовало бы написать на архаичном, уже отмирающем языке, на олбанском. Язык этот практически весь состоит из мемов и сам является мемом, то есть единицей культурной информации, передаваемой посредством подражания, имитации. Мемы – это далеко не только гэги, приколы, гуляющие по интернетам (превед, художнег), но и кое-что посерьезней. Этот термин впервые употребил Ричард Докинз в 1976 году в книге «Эгоистичный ген». Аналогия была проста и доступна для понимания. Информационную среду сравнили с организмом, а единицу информации, способную к размножению – с биологическим геном. Нет ничего удивительного, культура очень часто получает биологические ассоциации, ведь в переводе с латыни она есть «возделывание». 

Докинз образовал свой термин от греческого мимесис (подражание). Мимесис придумали древнегреческие философы, когда пытались объяснить нам, что такое искусство. Не надо думать, что художнику предлагается просто подражать окружающему миру. Аристотель, например, различал три вида мимесиса. Он говорил, что поэт  и художник должны изображать вещи так, как они были или есть, или как о них говорят и думают, или какими они должны быть. Весьма концептуальное высказывание.  

Новый термин Докинза (по-анг. «meme») был сначала переведен на русский как «мим», что более соответствовало английскому звучанию, да и греческому «мимесис», но такой вариант не прижился и появился хорошо теперь знакомый мем. В нем слышится memory, память, и, наверно, это не случайно, ведь культурный код нужно не только скопировать подражанием, но и запомнить.  

Докинз описывает довольно сложные культурные коды, которые способны существовать и размножаться в информационной среде. По аналогии с комплексом возникает мемплекс, каковым атеист Докинз считает любую религию. Воистину, нет ничего святого для этого информационного Дарвина! У него не только человек произошел от обезьяны, но и сама религия! 

Для чего я это все рассказываю? Для того, чтобы продемонстрировать, как в нашей отечественной культуре существовали, трансформировались и размножались два мема. Один «космос» (пишется со строчной буквы, это важно), другой – «Гагарин» (с прописной). 

Для начала давайте разберемся, как это, собственно, можно полететь в космос. Космос у древних греков это порядок и красота, это мир, в котором они живут. За пределами Космоса - Хаос, граница где-то у геркулесовых столпов и отправиться туда осмеливаются только герои. У нас же все наоборот. Где-то там наверху - космос, он пишется со строчной буквы, там летят ракеты. У нас же внизу - кризис, плохая экология, проблемы, короче - хаос. Но тоже не торжественный, а какой-то мелкий, будничный. Американские астронавты летят в пространстве (space). Само слово астронавты  значит - плывущие к звездам. Наши, соответственно, - плывущие по Порядку (или по порядку - первый, второй, третий...). 

Космос как мир за пределами нашего обитания изобрели русские философы-космисты. Первым так его назвал Владимир Вернадский (пока еще он пишет это слово с заглавной буквы): "К ранее известной области человеческой жизни (ноосферы), в которой до сих пор шло развитие науки, прибавились две новые, резко от нее отличные, - мир просторов Космоса и мир атомов и их ядер...". Но когда Циолковский предложил осваивать философское понятие "реактивными приборами", торжественный Космос, мир порядка и красоты, превратился будничный космос безвоздушного пространства. То есть можно сказать, что русские космонавты путешествуют по порядку и по красоте, а дома их ждет бардак и безобразие. Однажды с космонавтами случилось вообще невероятное - пока они летали, в СССР произошла революция и они вернулись в другое государство. На земле один беспорядок сменился на другой, что и свойственно хаосу. Но космос непогрешим, как утверждал советский школьный учебник астрономии: "Человек в космосе - это буквально человек на небе, том самом небе, которое отводится религией для обитания божества". 

Константин Эдуардович Циолковский называл себя "чистейшим материалистом". Его этические взгляды отталкивались от Чернышевского, он оперировал понятием "разумного эгоизма" для описания "научной этики". При этом он, считавший себя философом и ученым, был сказочником, собирателем легенд. Хотя надо отдать ему должное, он и сам говорил, что его теория "не есть чистое знание, а помесь точной науки с философскими рассуждениями". 

В советское время Циолковский становится одной из культовых фигур благодаря только одной стороне своей деятельности - разработке идеи завоевания космоса. Но сама идея принадлежит не ему, а другому русскому философу-космисту - Николаю Федорову, с которым Циолковский встретился всего только один раз, "на заре туманной юности". Завоевание космоса у Федорова не цель, а инструмент. Вот как начинает свой рассказ о Федорове Николай Бердяев: "Федоров был незаконный сын важного барина князя Гагарина, родившийся от связи его с простой женщиной. Самодуром дедом он был насильственно оторван от матери и удален от всего родного. Задачей жизни Федорова стало исследование причин розни людей, их небратского состояния и изыскания путей к братскому, родственному воссоединению людей для общего дела". Вселенская тоска воплотилась в идею патрофикации - воскрешения отцов и единения с братьями. Понятно, что когда "небывалый утопизм, фантазерство, мечтательность" соединяются с "практицизмом, трезвостью, рассудочностью, реализмом", следует ждать чего-то необычного. И Николай Федорович оправдал ожидания.  

Всех когда-либо живших "отцов" (чтобы не травмировать феминисток, будем считать это традиционно фаллоцентричным для того времени названием предков обоего пола) следует воскресить. Сейчас это невозможно, но в будущем наука позволит практически реализовать эту идею. Соответственно, надо собирать тщательную информацию об умерших, чтобы потом можно было превратить их в живущих. Федоров предлагает создать музей, содержащий сведения обо всех "отцах". Прообраз такого музея уже есть - это кладбище. И главный музей-кладбище Федоров предлагает сделать... догадайтесь где? Конечно же, в Кремле! 

Среди большевистских лидеров было немало поклонников Федорова. Когда умирает Ленин, Леонид Красин, один из упомянутых лидеров, совершенно в соответствии с идеями Федорова, заявил, что вождя надо воскресить, но поскольку сейчас это невозможно, надо создать музей, в котором будет храниться тело, а также любая информация, которая поможет воскрешению вождя, когда наука до этого дойдет. Пока оставшиеся в живых вожди спорили, как хранить (но не хоронить) Ленина, тело начало разлагаться, и решение нужно было принимать весьма срочно. Предложение Красина было не самым радикальным. Инженер Термен отличился изобретением не только музыкального инструмента "терменвокс", но и такой идеей: тело нужно немедленно заморозить, после чего все силы науки бросить на то, чтобы повернуть время вспять и вернуться в годы жизни Ленина. Тем не менее, прошло предложение Красина и тело мумифицировали, что хорошо известно каждому бывшему советскому гражданину. И мумию положили, конечно же, у кремлевской стены, в предсказанном Федоровым музее-пантеоне. 

По идее Федорова воскресить надо было буквально всех предков. Но ведь когда они будут воскрешены, места всем не хватит. Отсюда "патрофикация неба" - это превращение неба в жилище отцов, а "катастеризация" - перенесение душ отцов на звезды. Это и есть завоевание космоса. 

Никита Хрущев не принадлежал к числу последователей Федорова. Он вряд ли и знал про него, а если б узнал, то долго ругался бы и стучал по столу ботинком. Но под его мудрым руководством приладили друг к другу два мистических объекта, еще при Сталине позаимствованных из сопредельных культурных пространств. Украденная у немцев ракета была пристыкована к украденной у американцев атомной бомбе, и это устройство стало летать и пугать весь мир. Запуская в космос различные предметы, животных и людей с помощью этого изделия (так для секретности называлась ракета с бомбой) советский руководитель решил тем самым доказать Америке, что социализм лучше капитализма. Хрущев был уверен, что это самый убедительный аргумент. Он хотел показать Америке "кузькину мать" и это у него успешно получалось. И тогда античный Космос окончательно превращается в будничный ии прагматичный космос Хрущева. 

Насколько же славные годы были шестидесятые! Мы были действительно впереди планеты всей. Нитч и Шварцкоглер  еще только собирались резать свиней и создавать венский акционизм, а наш русский акционизм уже вовсю разошелся. Джозеф Кошут еще только через 8 лет изобретет способ помещения идеи в иной контекст, а художнег Никита Сергеевич Хрущев уже запустил один культурный код в другой (мем "Гагарин" в мем "космос").  Вот кому надо было дать главный приз Инновации по совокупности заслуг! И правильно Хрущев отругал пидорасов в Манеже, они были способны только на бездарную антихудожественную мазню, как говорил художнег Тюбик. 

Кстати, Федоров считал, что именно русские наиболее приспособлены для завоевания космоса, поскольку они выработали этакий богатырский, удалой характер: "Ширь русской земли способствует образованию подобных характеров: наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига". И Федоров совершенно прав: советские космонавты подвергались немыслимым истязаниям во время подготовки к полетам, но их энтузиазм не знал границ. В советской лунной программе планировалось высаживать на Луну только одного человека (американцы посылали двоих), и академик Келдыш, один из руководителей полетов, говорил, что это прямой путь в психушку. Но космонавты героически готовились к экспедициям, а русские парни слали письма в ЦК с просьбой разрешить отдать жизнь за дело Ленина, - послать их на Луну, даже если нельзя будет вернуть на Землю.  

В космос, наш четвертый Рим, собирались лететь чуть ли не все русские. 13 апреля 1961 года, в дни всенародного ликования, "Литературная газета" опубликовала письма в Академию Наук простых советских граждан, предлагавших себя для полета на "корабле-спутнике". Рефрен "разрешите мне первому" звучит в каждом письме. Мирская слава заявителям не интересна: "пусть мое имя не будет известно никому, кроме вас". Да и что такое gloria mundi, когда в случае успеха им предстояло попасть не в пропахшую казармой ракету, в которой вечно что-то ломается, но услышать музыку сфер в совершенном Космосе. Ленин, упоминаемый в их письмах столь часто, играет лишь роль традиционного символа. Не его дело, а "общее дело" Федорова ведет граждан в "простор пространства".  

Одно время были слухи, что до Гагарина в космос отправляли других людей, но поскольку эти полеты окончились неудачей, то про них ничего неизвестно. И хотя это не так, некоторые события послужили основанием для такого предположения. Дело в том, что до пилотируемых кораблей в космос запускали капсулы с манекенами. Одной из задач во время такого испытательного полета была отработка связи с космонавтом. Необходимо было услышать человеческую речь из космоса. В обстановке космического соревнования сверхдержав и тотальной слежки друг за другом невозможно было передавать настоящую речь, это тут же было бы услышано другой стороной, которая заявила бы, что в космосе был человек, которого не вернули на землю. Задача была решена гениально - в голову манекена, названного Иван Иванычем, был помещен магнитофон с записями хора Пятницкого. Предположить в то время, что русские запустили в космос целый хор, было невозможно. И вот этот механический Иван Иваныч, распевающий песни, между которыми слышно шипение ленты, - именно он и есть воскрешенный человек Федорова, сложенный из частиц с помощью технического прогресса, преодолевший цикл рождения и смерти. Место приземления капсулы нельзя было определить точно, поэтому до того, как прилетал вертолет со спасателями, манекен обычно находили жители местной деревни. Увидев под стеклом лицо неестественного цвета, они думали, что с неба упал мертвец. Так родились слухи о неудачных запусках до Гагарина. Для того, чтобы избежать сходства с трупом, на лицо манекену стали класть табличку - "Манекен".  

Но насколько удачным был запуск Гагарина! В этом событии - не только успех техники и ее использования в идеологических целях, но и торжество идей Федорова. Сам полет в космос впечатляет, но не менее впечатляет тот кульминационный момент, когда Гагарин стоит перед ликующей толпой на трибуне Мавзолея. В этот миг две мифологические ветви, исходящие от Федорова, сливаются в один торжественный гимн. Мумия Ленина, первое существо, архивированное в Федоровском "музее-кладбище" и ждущее своего воскрешения, и Гагарин, первый "отец" в космосе, - они как принц и спящая красавица! Гагарину нужно было бы после массового поклонения спуститься в траурный зал, снять с лица Ленина табличку "Ленин", а со своего - "Манекен" и поцеловать Ленина в лоб, уронив слезу. И тогда реализовалась бы великая утопия! Известны долгие сомнения, кого первым запускать в космос: кандидатов было около двадцати, из них шесть лучших. Почему выбрали именно его? За очаровательную улыбку? За то, что снял ботинки, когда первый раз садился в космический корабль? Скажем же, наконец, правду: Гагарин, стоящий на трибуне мавзолея не может носить другое имя, поскольку смысл всей затеи философа, - воскрешение своего собственного отца, а именно князя Гагарина. Живущие за границей потомки княжеской фамилии Гагариных пытались делать заявления, что первый космонавт "не пролетарского происхождения" и не "выходец из крестьян", а "сын и внук царских князей". Но Хрущев сказал, - нет! и не надейтесь! это наш простой смоленский паренек! Да, генетическим родственником княжеской фамилии космонавт не был, но он был прямым наследником Федорова, внебрачного сына князя Гагарина.  

Конечно, совсем не такой реализации своих идей ждал Федоров. Но для пропаганды оных прибегал именно технике мема. Будучи утопистом, фантазером и маргиналом, пришел к влиятельному Соловьеву и рассказал о патрофикации. Тот отнесся вполне благосклонно, только спросил – а подлецов будем воскрешать? Я не знаю, как ответил Федоров, но из его текстов следует, что при воскрешении способом соединения рассеянных частиц, оставшихся от покойного, подлецы никак не могут получиться, поскольку, процесс будет тщательно контролироваться, и если что не так – можно подправить. 

Ну вот Гагарин и получился на славу! Я его видел, могу подтвердить. Обаятельный и скромный. Сильно измученный вниманием к себе. Тогда мне было трудно описать свои чувства, но теперь-то я понимаю, что я смотрел на него, как на божество. Он таковым и являлся. Ведь он был избран, отобран среди других кандидатов, буквально как выбирают несмышленого ребенка на роль новой инкарнации Будды. Вот Гагарин смущенно улыбается, я стою среди других пионеров и восторженно смотрю на него. Ему 31 год, мне 11. Через три года он трагически погибнет и будет похоронен на том самом кремлевском кладбище. Светлая тебе память, Юрий Алексеевич! Судьба была к тебе бесконечно добра и бесконечно жестока... 

11 апреля 2011.

Первый вариант статьи, написанный к 77-му дню рождения Гагарина, здесь – http://www.liberty.ru/Themes/Liricheskij-kosmizm 

В статье использованы материалы из книги: Андрей Великанов. Симулякр ли я дрожащий или право имею - М.: Новое литературное обозрение. 2007. http://velikanov.ru/simulacrum_intro.asp

<<Оглавление>

TopList

© 1994-2020 ARTINFO
дизайн ARTINFO
размещение ARTINFO