"Мавзолей бунта"

ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO

В МИРЕ В МОСКВЕ В РОССИИ В ПИТЕРЕ В ИНТЕРНЕТЕ ПЕРИОДИКА ТЕКСТЫ НАВИГАТОР АРТИКУЛЯЦИЯ С ДМИТРИЕМ БАРАБАНОВЫМ АРТ ФОН С ОКСАНОЙ САРКИСЯН МОЛОЧНИКОВ ИЗ БЕРЛИНА SUPREMUS - ЦЮРИХ ОРГАНАЙЗЕР ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ФОТОРЕПОРТАЖИ АУДИОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ

"Мавзолей бунта"

<<С 13 марта по 26 апреля в Людвиг-Форуме (Аахен) выставка Михаила Шварцмана (1926 - 1997)>

Слева: Б.Францен, И.Шварцман, Й.Киблицкий на открытии выставки.
Справа: в зале музея на открытии выставки>

«Жду знамений»
Cтатья из газеты "Европа Экспресс" от 23 марта 2009, №13 (577), стр. 58.

Для одних он был «образцом судьбы», для других – человек непрактичный и несговорчивый. Ему подражали, его цитировали. Одни ему поклонялись, другие над ним посмеивались. Мнения его высоко ценили, но и побаивались. Он был человеком крутого нрава. Редко менял привычный образ жизни, предпочитая рабочую тишину мастерской всякого рода публичной деятельности. Видимо поэтому его первая выставка состоялась, когда мастеру было уже 69 лет. Он никогда и никуда не спешил. Живопись была главным смыслом его жизни.

Творчество его не имеет аналогов, а корни уходят в глубины древних культур, в прапамять, в прасознание.

Он создавал школу. У него было немало сторонников, но единомышленников он не находил.

Свои работы он называл «ИЕРАТУРЫ». В них он видел язык искусства будущего, начало нового высокого стиля. В них открывалась ему «тайна мира».

Ровно двадцать лет назад, в 1989 году, когда пала «великая» берлинская стена, а в России рушилась «великая» идеология, и её «железный занавес», Михаил Шварцман (1926-1997) впервые получил возможность приехать в Германию для переговоров о первой в своей жизни персональной выставке. Это была первая и единственная поездка художника за границу.

Зарубежные эксперты и представители музеев и галерей не раз пытались «открыть» Шварцмана Западу, «самого таинственного, самого неприступного, вероятно самого влиятельного художника», как писали о нём газеты. Иературы Шварцмана - явление в высшей степени самобытное и новаторское, обещало стать открытием для западного зрителя.
Но бдительные стражи, как тогда казалось, нерушимого «железного занавеса» всячески этому противодействовали. Слишком отличалась личность Шварцмана от образа «советского человека».

И всё же, перемены были неизбежны. Дорога на Запад стала открыта.
Но, увы, и на этот раз попытка оказалась безрезультатной. Шварцман сам отказался, по ряду причин, принять условия и подготовить выставку в Германии.

Когда на заре «Перестройки» Шварцмана спросили, почему он до сих пор не выставляется? Он ответил : «А куда спешить? Впереди - Вечность. Жду знамений!»

Всякое публичное экспонирование своих работ считал для себя искушением, событием суетным, преждевременным и помехой делу.
Как оказалось, он был прав. Во время подготовки и проведения своей первой полномасштабной персональной выставки в Третьяковской галерее, в 1994году, он тяжело заболел и больше за кисть не взялся…

Лишь сейчас, спустя более 10лет со дня смерти художника, стараниями Русского музея и Фонда наследия Михаила Шварцмана, появилась возможность осуществить эту давнюю мечту.

Родился Михаил в 1926 году в Москве, в самый разгар НЭПа ( Новой Экономической Политики). В советской России это была пора подъёма и надежд для людей инициативных и предприимчивых. Но период этот просуществовал недолго и закончился для успешных его представителей тюрьмами, лагерями и высылками. Пострадала и семья Шварцманов. Отец его, Матвей, был арестован и погиб в лагере. Мать, Рахиль, (врач по профессии) выслали в Сибирь, а Михаил и его младший брат Анатолий попали в интернат. Потом – колония, шесть лет армии и только в начале 1950х годов семья вновь воссоединилась.

Михаил рисовал всегда. Это и определило его дальнейший выбор пути. Он блистательно окончил МВХПУ (Московское Высшее Художественно-Промышленное Училище) (бывшее Строгановское) с дипломом художника монументалиста (1956 год). И перед ним открывались широкие просторы для деятельности в сфере весьма хорошо оплачиваемой в СССР – монументальная пропаганда. Но Шварцман выбирает иной путь, где « иные идеи, иной образ мыслей в искусстве, иные задачи». « Моя мечта не сытая жизнь, а работа (живопись) и что б заниматься только ею, и что б никто не мешал» - писал он в те годы. Поэтому, оставив службу в качестве главного художника павильона «Просвещение» на ВДНХ (Выставка Достижений Народного Хозяйства), Михаил полностью отдаётся живописи.

Вдохновлённый византийским и древнерусским искусством, фресками, иконами, греческой архаикой, средневековым искусством Запада – знакомясь с достижениями культуры 20 века – Шварцман интуитивно понимает, что «выступать сегодня в старых соборно-сложившихся формах - безжизненная стилизация», а идеалы авангарда 20х исчерпали себя ещё при жизни его героев.

Именно в эти годы произошёл «шок узнавания» своей собственной судьбы в искусстве.
Нужно было найти новый образ, дать новую жизнь застывшим канонам прошлого, не разрушая, развиваясь «путём зерна», созидая новое пространство, которое он назовёт – Знаками духовных иерархий. Поиск «Большой формы» (Знака), стал для Шварцмана подобен исходу в Землю Обетованную. Этот Знак «Большой формы» он назовёт Иературой» ( от греческого hieros – священно-знаковый), а себя – Иератом.
«Что является для иерата иератикой, т.е. материалом иератическим? Процессы бытия мира, метаморфозы жизни камней, пород, текстуры деревьев и пр. В знаках они выражают духовную суть» (М. Шварцман).

«Большой знак» был где-то рядом, вне чувственных биологических и тем более, сухих геометрических и урбанистических форм. Чужд экспрессии и холодному расчету и выдумке. Знак выражал «благое молчание».
Шварцман прошёл три основных периода возрастания, этапа осмысления структуры знака : «Остранение» ( образ «не от мира сего»), Лик (Метапортрет) и Иература («знак Духа Господня»).
Фигуры людей, птиц, зверей обретают на рисунках и холстах очертания прообразов неведомых букв, иероглифов, знаков. Лик человека становится неким духовным выводом о прожитой жизни, графическим выражением нетленной субстанции человека, его земным завершением. Взор направлен внутрь себя, и сосредоточен на тайне засмертной, а сам облик принимает уже иной, планетарный масштаб. Краска не просто обретает свойства камней, потемневшей кожи, выцветшей ткани, но и становится средой обитания этих таинственных знаков жизни.

Всякая стилизация, заимствование, похожесть изгонялась как дурновкусие, воспринималось иератом, как свидетельство о «чужих воплощениях».
Величественна и глубинна лишь форма не придуманная (навязанная), не сконструированная, а рождённая спонтанно, как бы сама себя проявившая в результате знаковых метаморфоз рукою мастера. Иерат присутствует лишь как «участник мистерии вечности». Именно в иератизме он видел «подлинный авангард, где происходит религиозная самоотдача». Лишь из-за отсутствия технических средств, иературы не воплотились в камне, дереве, стекле или ином материале скульптора.

Многими иературы и поныне воспринимаются как образы неведомой цивилизации, созданные одним человеком.

Подобные искания, мягко говоря, не поощрялись в стране «победившего социализма» с атеистическим лицом. Объявлять себя «христианином по зову сердца» было небезопасно. Но Шварцман жил как живёт в свободной стране свободный человек. Внутренне свободным.

Быть известным, оставаясь в тени - удел немногих. Однако, это устраивало не только власти, но и самого художника.
«Железный занавес» не давал возможности для выхода вовне. Что в прочем, не только не мешало художнику, но, напротив, по его мнению, помогало сосредоточению и внутренней концентрации, « не отвлекало на успехи жизни и доходы».Как скажут потом, «это сыграло с ним злую шутку». Когда «Железный занавес» пал, Шварцман по-прежнему, то ли по привычке, то ли принципиально, продолжал свой замкнутый образ жизни и не помышлял о выставке.

Иературы он писал годами и редко продавал.

Однако, испытав на себе всю тяжесть и необеспеченность бытия «свободного художника», Шварцману всё же пришлось поступить на службу. Так, по счастливому стечению обстоятельств, ему предложили возглавить отдел в СХКБ (Специальном Художественно - Конструкторском Бюро) лёгкой промышленности СССР по разработке знаков и логотипов для заводов и фабрик.
Его опыт прошлых лет позволил не только с успехом возглавить группу из молодых художников, но и создать целую школу графического дизайна, в основу которой была положена его иератическая концепция. Безусловное признание и награды в области, как тогда говорили, «промышленной графики» обеспечили ему финансовую независимость и возможность заниматься своим главным делом жизни – живописью.

Однажды его спросили: « Что нужно, чтобы понять ваши иературы?»
- Самую малость: открытое сердце и доброжелательность.

Его жизнь была целиком подчинена одной только ему до конца понятной идее, которая, по сути, и определила его судьбу, отмерив распорядок жизни. Он всегда поступал так, как советовал ему его «голос сердца». И только он давал ему внутренний покой и уверенность. Только он определял, что и каким должно быть, чтобы соответствовать главной идее – Иератизму. Казалось, поступки его нелогичны и не оправданы. Но пока он был рядом, сама его личность уравновешивала любое непонимание. Он оправдывал собой любое парадоксальное поведение. Каждый его поступок как бы сверялся с неким только ему известным законом жизни. Для тех, кто принимал шварцмановский образ жизни и характер, становилась очевидной правота и особая логика событий, происходящих вокруг него. В его присутствии даже тайна его иератур как бы начинала пульсировать и раскрываться. Некоторые его почитатели зачастую больше любили общаться с мастером, чем смотреть его работы.

В каталоге выставки Михаила Шварцмана в музее «Людвиг Форум» в Аахене <13.03 - 26.04 2009> есть такие строки:
«Он звал к новому искусству третьего тысячелетия: искусству, заряженному благодатными энергиями спасающей красоты. И никогда не исключал встречного узнавания её знамений современниками. Залогом тому служила вера в «огромную возможность восхищения, заложенную в нас Богом».

<<Газета «WIRTSCHAFT» №61 от 13марта 2009года (стр. 23)
Картины религиозной духовности. Великий русский художник современности: Михаил Шварцман а Людвиг Форуме.
Сабина Ротэр

Аахен.
Перед тем, как обратиться к весомому каталогу с его безусловно глубокими и в искусствоведческом смысле вескими высказываниями и изложениями на тему творчества и личности художника, стоит просто предаться созерцанию этих произведений и попробовать на вкус то своеобразное воздействие, которое исходит от этой сочетания медитативных и конструктивистских композиций, их цветовых гармоний и многообразного «звучания» их форм: Михаил Шварцман (1926-1997) в Ludwig Forum Aachen – это что-то особенное, потому-что таким образом руководительница музея Бригитте Францен до 26 апреля показывает первую ретроспективу этого художника, который глубоко уважаем в России и давно признан в мировом кругу модернистов.

Этот «гуру русского искусства», как его называет Иосиф Киблицкий, куратор данной выставки, еще при жизни был признанной «легендой». Но чем больше обращали на него внимание, тем глубже Шварцман уходил в свой мир религиозной мистики и философского размышления. Даже соблазны аахенских коллекционеров Ирэне и Петера Людвига, которые уже давно для себя открыли мэтров неофициального советского искусства, оказались незадействованными.

Фонды музея

«Этот художник очень важен для нас, не в последнюю очередь с оглядкой на наши русские фонды», подчеркнула Бригитте Францен, которая помимо этого очень обрадовалась присутствием на вернисаже Ираиды Шварцман, вдовы художника. На вопрос, какие таятся послания в картинах большого формата и в чутких рисунках ее мужа, хрупкая дама отвечает задумчивой улыбкой: «Это его мысли о религиозных и философских вопросах, он работал интиутивно, почти как медиум».

Кто перед произведениями Шварцмана вспоминает про иконы, тот безусловно на правильном пути. Русский художник свое творчество понимал как свеого рода молитву, куда он направлял физическую и психическую энергию. Нередко он обращался и к классическим основам иконописи. Еще в конце 50-х годов Шварцман определял свои каритины сложного и глубинного внутреннего созерцания, куда относились также и поэтические тексты, как «школу иератического искусства». На выставке некоторые его записи представлены на полотнищах . для того, чтобы зритель мог увидеть его округлый и вместе с тем, очень точный почерк. «Иератизм» возводится к греческому слову «hieros», что в переводе обозначает «знаково, священно» – это намного больше, чем просто стиль. В каталоге искусствовед Барбара Тиманн называет художника «метафизиком, эзотериком, мистиком». Она его описывает как человека, который явно дистанцируется от своих современников. В этом само изъявленном и строго соблюдаемом покое создавались картины великой силы и гармонии.

Часто в цветовом пространстве такого произведения присутствует заполненный самыми разными формами центр, нередко напоминающим крест. В самых различных вариациях выступает язык символов, который кажется чужим и одновременно удивительно знакомым и близким. Как мысли, вертящиеся вокруг мощного исходного доверия, самые разные мотивы определяют более крупные структуры. Они то круглы и мягки, то геометричны и свободно выражены.

При этом даже темные работы никогда не кажутся мрачными и печальными; нежный розовый цвет, светло-желтый и почти весенние зеленые оттенки поддерживают положительную ауру картин. Они их буквально лишают земной тяжести. Эта трогательная и волнительная выставка открывает сегодня новое «окно» в современное искусство.