«Капитал» относится к такого рода произведениям, в котором важное значение имеет понятие формы. Это старомодное понятие у Маркса, которое объединяет его со всей философской традицией от Платона и Аристотеля до Канта и Гегеля. У Маркса часто встречаются понятия товарной формы, социальной формы, эквивалентной формы, натуральной формы и т.д. Понятие формы в «Капитале» и «Грундриссе» используется Марксом в качестве инструмента трансцендентального анализа, но в весьма необычном смысле. С одной стороны, Маркс через понятие формы  обозначает то, что можно назвать смысловой, логической последовательностью описываемых явлений, в отличие от их «эмпирической» (историцистской) последовательности. И в этом смысле понятие формы задается им точно так же, как, например, Аристотель задает понятие фабулы в своей «Поэтике», противопоставляя с его помощью поэтическое и историческое описания событий.  

То есть у Маркса форма (целое) – это условие возможности понимания единичных фактов. Целое представляет у него секуляризированную форму мышления как мышления истины, истинного «положения дел».    

С другой стороны, действительность капиталистического способа производства, с которой имеет дело Маркс, это не та действительность, с которой имел дело, например, Аристотель. Если для последнего действительность показывает сама себя и через самопоказывание обнаруживает собственную истинность, то для Маркса капиталистическая действительность никогда не показывает себя в своем истинном смысле. Напротив, само явление этой действительности таково, что оно закрывает от наблюдателя свою подлинную – «формальную» - структуру. В основе этого «сокрытия истины» лежит сама природа товара как иррационального предмета. Иррациональность в случае с товаром нужно понимать в строго математическом смысле – так, как в математике понимаются  «иррациональные числа». По Марксу, товар – это принципиально дуалистическая реальность. Одна сторона товара – это его натуральная форма (потребительная стоимость), другая – социальная форма ( меновая стоимость). Если первая характеризуется своими качественными, чувственными, пространственными параметрами, то вторая – количественными, сверхчувственными, временными. Обе эти стороны, таким образом, несоизмеримы и поэтому образуемая данной несоизмеримостью «вещь» - товар – является  иррациональной величиной.  Иррациональность понимается Марксом, таким образом, не как «ложное сознание» ( так он понимал ее в ранних работах, например, в «Немецкой идеологии»), а как, во-первых, характеристика самой капиталистической действительности, а во-вторых, как имманентный ей способ самоописания, называемый им «вульгарным». Поэтому «религия повседневной жизни» - это не религия в смысле веры в сверхъестественное, в трансцендентное, а имманентная самому товарному капитализму иррациональность товарного тела и соответствующая этой иррациональности вульгарная форма экономической и социологической рефлексии, выраженная, в частности, в так называемой «вульгарной политэкономии».   

Вульгарная путаница в различении идеи и вещи, эта «объективная иллюзия», свойственная капиталу и его самоописанию, например, в работах Прудона, и подводит Маркса к изобретению понятия «религия повседневной жизни». Последняя не просто существует параллельно традиционной религии с ее институтами, но и агрессивно вытесняет ее на обочину общественного сознания. На поверхности социальной жизни этот процесс выглядит как, с одной стороны, секуляризация и вымывание из сознания всего трансцендентного, а с другой – как интенсивная иррационализация повседневной жизни и способов ее самоописания. Это и есть вторая, имманентная товарному капитализму религия, РЕЛИГИЯ-2. 

Итак, Маркс в «Капитале» предлагает понимать религию не как «ложное сознание» (так – на фейербаховский манер – он понимал ее в ранних текстах), а как имманентную капитализму объективную форму опыта, находящуюся по ту сторону теоретически понимаемой оппозиции «ложь / истина». Это сближает, как мне кажется, Марксову перспективу понимания массовой культуры капитализма («повседневной жизни») с Хайдеггеровской, какой она предстает в §§ 35 – 38 «Бытия и времени» («Толки», «Любопытство», «Двусмысленность», «Падение и брошенность»).