ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO В МИРЕ В МОСКВЕ В РОССИИ В ПИТЕРЕ В ИНТЕРНЕТЕ ТЕКСТЫ НАВИГАТОР ОРГАНАЙЗЕР ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ПЕРИОДИКА ФОТОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ органайзер ковалева андрея #3 /23 октября 23.10 Органайзер-3 - Дай руку, Вася; Чуйков и Пустота, падучая на артрынке Андрей Ковалев Фрагменты картины мира в интерьере галереи, "Сегодня", 7 июля 1995, #125 Некоторое время назад патриотически мыслящего критика обуревала почти непереносимая историко-философическая депрессия. Классики, отцы основатели современного русского искусства почти растворились в мировой географии. Младшие поколения развивались в полном сиротстве, без войны с отцами и дружбы с дедами. Никакого эдипизма и электризма, сплошной детский дом. Но события последнего времени подают надежду на то, что все придет в норму - классики-отцы вернулись и развернулись в полный рост, выказав себя вполне здравомыслящими и активными гражданами. Классики у нас немного старомодны, как то и положено. Можно приступать к воскрешению отцов, как то советует делать Николай Федоров. Каждая новая выставка Чуйкова убеждает в том, что особенных оснований для депрессии нет. Напротив, такие художники наглядно демонстрируют молодому поколению, что можно работать спокойно и неторопливо, производя один достойный проект в год или реже. Не все у нас понимают, что вся жизнь впереди и появилась масса художников, которым не исполнилось еще и тридцати пяти, но уже практически исчерпавших свои ресурсы из-за избыточно интенсивного способа производства. Проницательный Борис Гройс в основополагающей статье "Московский романтический концептуализм" в первом номере журнала "А-Я" (1979 год) причислил Ивана Чуйкова к указанному магистральному направлению в отечественном искусстве. Художники, понятное дело тусуются (и прямом и в переносном смыслах) самым странным образом, теоретики прикрепляют к феноменам бирки, отчего феномены становятся в какой-то степени ноуменами, сиречь сущностями. Дело, в конце концов повернулось таким образом, что Иосиф Бакштейн не был так уж не прав, утверждая, что концептуализм был у нас своего рода синонимом современного искусства в целом. Но все уж в прошлом, облезшая решетка красивой стилевой метафоры открыла совершенно разных художников и сам утративший навсегда неприсущую романтичность московский концептуализм стал для кого жупелом, для кого пунктом злобного ностальгирования. Но Иван Чуйков изначально был далек от бесконечной метафизики и литературности своих коллег и товарищей. Он счастливо избежал общего для них залипания на клейкой субстанции социальной реальности. Исчезновение советской реальности фактически разрушило многих художников, сделав их слабосильными ретроспективистами. Лишь Ильи Великий Кабаков смог наладить безотходную добычу прибавочной стоимости из чистого антиквариата, воспоминаний о несбывшемся прошлом. Итак, учтивая остраненность от истероидного коммунального космоса московского концептуализма оказалась весьма дальновидной, так как не поставила перед ним тягостной необходимости изменений в тот момент, когда советская истерия сменилась на постсовесткую паранойю. Но, что самое порадоксальное, в конечном итоге Чуйков оказался гораздо ближе к собственно концептуализму, например - деятельности английской группы "Art and language", которая в последнее время подозрительно похоже манипулирует фрагментами реальности и искусства. Сын умеренного соцреалиста, певца киргизских степей Семена Чуйкова, Иван Чуйков неизменно оставался в рамках чисто формального и исследовательского подхода к искусству. Производившиеся в семидесятых и восьмидесятых специально сбитые "в перспективу" оконные рамы с отпечатавшимся на них живописными видами, коробки с отложениями пейзажем были своего рода научными этюдами на тему классических параметров искусства - пространства, формы, впечатления, воображения, восприятия, перцепции, аперцепции, вчувствования. Впрочем, все дело в другом - пейзажные машины Чуйкова были столь крепко сколочены, что из щелей не тянуло холодом метафизики и сладким душком инферналки, как то сплошь и рядом случалось у его товарищей по коммунальной квартире московского романтического концептуализма. Чуйков выглядел довольно странно в остаточно-архаическом образе художника средь кухонных дервишей, жэковских юродивых и очаровательных химер. К слову сказать, об Чуйкова сломался даже прыткий Олег Кулик в пору его директории в "Риджине". Оному не удалось произвесть ничего шокирующе-разрушительного с простой и однозначной инсталляцией "Теория отражения" (1992 год). В этой инсталляции подробно разбиралось соотношение предмета, его отражения, подобия и изображения. Типологических вариаций, добавим, оказалось несколько больше, чем в классической работе классика концептуализма Йозефа Кошута "Один и три стула" (1965). У Кошута были только сам стул, его фотография и энциклопедическая статья "Chair". У Чуйкова, исследовавшего практику отражения на примере обыкновенного набора художника - яблоко+бутылка возвратилась ипостась обьекта, элиминированная Кошутом - живописное изображение,. в одном слечае даже на стекле. Инсталляция "Теория отражения" (название мягко пародировало псевдомарксисткую эстетику брежневского времени) была заключена в ряд тяжелых и массивных рам. Рама, как алтарная преграда, отдляющая картину мира от самого мира отражает стойкую убежденность Нового времени в существовании и мира и его картины. Очевидно, что эти заблуждения живописцев, скульпторов, графиков и прочих древних людей в какой-то степени разделяет и художник Иван Чуйков, который в своей серии "Фрагменты" (1993, "L-галерея") представлял осколки знаменитых произведений с остатками рам. Теперешняя его работа в "Риджине" носит название "Фрагменты в интерьере" выражает уже крайнюю степень отчаяния за судьбу вышесказанных ипостасей Великого целого (Картина, Картина Мира). Окончательное разрушение первичной целостности происходит в котле капиталистического репрессивного потребления. На идеально чистые белые стены самой буржуазной московской галереи повешены роскошно безвкусные дорогие рамы, в которых заключены еще более безвкусные и дорогие обои. И, в довершение всего, из поверхности этих рекламных стендов в пользу чистой живописи торчат довольно гадкие брозновые бра. Здесь следует напомнить, что первичную и бескомпромиссную расправу с Картиной совершил еще Казимир Малевич в своем "Черном квадрате" вышедший за нуль форм. Но Стена все равно побеждает Картину - данные объекты будут классно смотреться на модных белых стенах особняков и квартир в стиле "евроремонта". Если только, конечно у хоть у кого-то из раздавленных репрессивным потребительством новых консумеристов хватит вкуса и воли к сопротивлению для того, чтобы повесить у себя дома столь парадоксальные и затягивающие объекты e-mail: Aндрей Ковалев © 1991-2014 ARTINFO дизайн ARTINFO размещение ARTINFO
ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO В МИРЕ В МОСКВЕ В РОССИИ В ПИТЕРЕ В ИНТЕРНЕТЕ ТЕКСТЫ НАВИГАТОР ОРГАНАЙЗЕР ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ПЕРИОДИКА ФОТОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ
органайзер ковалева андрея #3 /23 октября
23.10 Органайзер-3 - Дай руку, Вася; Чуйков и Пустота, падучая на артрынке
Андрей Ковалев Фрагменты картины мира в интерьере галереи, "Сегодня", 7 июля 1995, #125
Некоторое время назад патриотически мыслящего критика обуревала почти непереносимая историко-философическая депрессия. Классики, отцы основатели современного русского искусства почти растворились в мировой географии. Младшие поколения развивались в полном сиротстве, без войны с отцами и дружбы с дедами. Никакого эдипизма и электризма, сплошной детский дом. Но события последнего времени подают надежду на то, что все придет в норму - классики-отцы вернулись и развернулись в полный рост, выказав себя вполне здравомыслящими и активными гражданами. Классики у нас немного старомодны, как то и положено. Можно приступать к воскрешению отцов, как то советует делать Николай Федоров.
Каждая новая выставка Чуйкова убеждает в том, что особенных оснований для депрессии нет. Напротив, такие художники наглядно демонстрируют молодому поколению, что можно работать спокойно и неторопливо, производя один достойный проект в год или реже. Не все у нас понимают, что вся жизнь впереди и появилась масса художников, которым не исполнилось еще и тридцати пяти, но уже практически исчерпавших свои ресурсы из-за избыточно интенсивного способа производства.
Проницательный Борис Гройс в основополагающей статье "Московский романтический концептуализм" в первом номере журнала "А-Я" (1979 год) причислил Ивана Чуйкова к указанному магистральному направлению в отечественном искусстве. Художники, понятное дело тусуются (и прямом и в переносном смыслах) самым странным образом, теоретики прикрепляют к феноменам бирки, отчего феномены становятся в какой-то степени ноуменами, сиречь сущностями. Дело, в конце концов повернулось таким образом, что Иосиф Бакштейн не был так уж не прав, утверждая, что концептуализм был у нас своего рода синонимом современного искусства в целом. Но все уж в прошлом, облезшая решетка красивой стилевой метафоры открыла совершенно разных художников и сам утративший навсегда неприсущую романтичность московский концептуализм стал для кого жупелом, для кого пунктом злобного ностальгирования.
Но Иван Чуйков изначально был далек от бесконечной метафизики и литературности своих коллег и товарищей. Он счастливо избежал общего для них залипания на клейкой субстанции социальной реальности. Исчезновение советской реальности фактически разрушило многих художников, сделав их слабосильными ретроспективистами. Лишь Ильи Великий Кабаков смог наладить безотходную добычу прибавочной стоимости из чистого антиквариата, воспоминаний о несбывшемся прошлом. Итак, учтивая остраненность от истероидного коммунального космоса московского концептуализма оказалась весьма дальновидной, так как не поставила перед ним тягостной необходимости изменений в тот момент, когда советская истерия сменилась на постсовесткую паранойю. Но, что самое порадоксальное, в конечном итоге Чуйков оказался гораздо ближе к собственно концептуализму, например - деятельности английской группы "Art and language", которая в последнее время подозрительно похоже манипулирует фрагментами реальности и искусства.
Сын умеренного соцреалиста, певца киргизских степей Семена Чуйкова, Иван Чуйков неизменно оставался в рамках чисто формального и исследовательского подхода к искусству. Производившиеся в семидесятых и восьмидесятых специально сбитые "в перспективу" оконные рамы с отпечатавшимся на них живописными видами, коробки с отложениями пейзажем были своего рода научными этюдами на тему классических параметров искусства - пространства, формы, впечатления, воображения, восприятия, перцепции, аперцепции, вчувствования. Впрочем, все дело в другом - пейзажные машины Чуйкова были столь крепко сколочены, что из щелей не тянуло холодом метафизики и сладким душком инферналки, как то сплошь и рядом случалось у его товарищей по коммунальной квартире московского романтического концептуализма. Чуйков выглядел довольно странно в остаточно-архаическом образе художника средь кухонных дервишей, жэковских юродивых и очаровательных химер.
К слову сказать, об Чуйкова сломался даже прыткий Олег Кулик в пору его директории в "Риджине". Оному не удалось произвесть ничего шокирующе-разрушительного с простой и однозначной инсталляцией "Теория отражения" (1992 год). В этой инсталляции подробно разбиралось соотношение предмета, его отражения, подобия и изображения. Типологических вариаций, добавим, оказалось несколько больше, чем в классической работе классика концептуализма Йозефа Кошута "Один и три стула" (1965). У Кошута были только сам стул, его фотография и энциклопедическая статья "Chair". У Чуйкова, исследовавшего практику отражения на примере обыкновенного набора художника - яблоко+бутылка возвратилась ипостась обьекта, элиминированная Кошутом - живописное изображение,. в одном слечае даже на стекле. Инсталляция "Теория отражения" (название мягко пародировало псевдомарксисткую эстетику брежневского времени) была заключена в ряд тяжелых и массивных рам. Рама, как алтарная преграда, отдляющая картину мира от самого мира отражает стойкую убежденность Нового времени в существовании и мира и его картины. Очевидно, что эти заблуждения живописцев, скульпторов, графиков и прочих древних людей в какой-то степени разделяет и художник Иван Чуйков, который в своей серии "Фрагменты" (1993, "L-галерея") представлял осколки знаменитых произведений с остатками рам.
Теперешняя его работа в "Риджине" носит название "Фрагменты в интерьере" выражает уже крайнюю степень отчаяния за судьбу вышесказанных ипостасей Великого целого (Картина, Картина Мира). Окончательное разрушение первичной целостности происходит в котле капиталистического репрессивного потребления. На идеально чистые белые стены самой буржуазной московской галереи повешены роскошно безвкусные дорогие рамы, в которых заключены еще более безвкусные и дорогие обои. И, в довершение всего, из поверхности этих рекламных стендов в пользу чистой живописи торчат довольно гадкие брозновые бра. Здесь следует напомнить, что первичную и бескомпромиссную расправу с Картиной совершил еще Казимир Малевич в своем "Черном квадрате" вышедший за нуль форм.
Но Стена все равно побеждает Картину - данные объекты будут классно смотреться на модных белых стенах особняков и квартир в стиле "евроремонта". Если только, конечно у хоть у кого-то из раздавленных репрессивным потребительством новых консумеристов хватит вкуса и воли к сопротивлению для того, чтобы повесить у себя дома столь парадоксальные и затягивающие объекты
e-mail: Aндрей Ковалев
© 1991-2014 ARTINFO дизайн ARTINFO размещение ARTINFO
