ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO В МИРЕ В МОСКВЕ В РОССИИ В ПИТЕРЕ В ИНТЕРНЕТЕ ТЕКСТЫ НАВИГАТОР ОРГАНАЙЗЕР ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ПЕРИОДИКА ФОТОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ органайзер ковалева андрея #12 /27 декабря Константин Агунович. Кузьма Петров-Водкин http://afisha.ru/art-review?id=557797 Так интересно получается, что по-крупному Петрова-Водкина показывают раз в тридцать лет: почему-то именно тридцать, ровно тридцать. В 1936-м открылась его большая ретроспектива, последняя прижизненная выставка, которая стартовала в Ленинграде, а после переехала в Москву. В 1966-м - первая посмертная, с тем же маршрутом. С астрономической предсказуемостью наступает 1996 год - и снова Питер, снова Русский музей, снова Петров-Водкин... Интересно также, что ни год 36-й, ни 66-й, ни 666-й для Петрова-Водкина юбилейными на являются. Праздновать что-либо петрово-водкинское в эти годы нечего - если не брать легендарного восхождения Петрова-Водкина на дрожащий перед извержением Везувий в феврале 1906-го, когда, засыпанный по шею пеплом, в тлеющем пальто, он увидел, как "на фоне космического величия появился человек" - он сам. Но поскольку есть причины сомневаться, был ли вообще Петров-Водкин на Везувии, эту историю с преображением правильнее будет и впредь считать легендарной, такой же легендарной, как история с падением оземь однажды в детстве, когда на какой-то миг перед Петровым-Водкиным впервые открылась та самая "сферическая перспектива" - пространство, закругляющееся подобно земному шару, увиденному из космоса, - а историю с юбилейной шестеркой списать на мистику. Тридцатилетние промежутки мистичны не менее, однако здесь иррациональные обстоятельства, по крайней мере, дают вполне рациональные результаты: три поколения подряд получали шанс увидеть своего Петрова-Водкина. О том, что увидело поколение первое, сказать невозможно - не потому, что от выставки 1936 года не осталось следов, а потому, что невозможно восстановить оптику того времени. Определенно можно сказать одно: та выставка вполне могла оказаться последней. Заслуженный деятель искусств РСФСР К.С.Петров-Водкин, несмотря на заслуги и регалии - например, на то, что Петрову-Водкину принадлежит абсолютный рекорд по участию в Венецианских биеннале (три раза), - не был художником, который бы вполне устраивал советскую власть. Символист с парижской школой, иконописец в прошлом, который свой интерес к иконе и к религиозному искусству не скрывал и в эпоху воинствующего материализма, - нет, такой человек не подходил под формат советских святцев. Мы бы сказали сейчас, что тогдашний зритель к восприятию Петрова-Водкина не был готов. Тогдашний зритель возразил бы, что, наоборот, не готов Петров-Водкин, что недодумал, недоперековался - короче, масса всяких "недо", с помощью которых только и можно описать творчество Петрова-Водкина в терминах того времени. Поэтому после его смерти о нем предпочитали молчать, знали его по небольшому числу работ в постоянных экспозиция Третьяковки и Русского; "Купание красного коня", отданное автором на выставку в Швецию еще перед Первой мировой, вернулось лишь спустя пять лет после окончания Второй - так что в 1966 году К.С.Петров-Водкин стал открытием. Вот об этом времени можно говорить с большей определенностью. И люди тогда были уже не те, похожи на нынешних, и оптика приспособилась - мы обнаружим немало сходства, сравнивая манеру Петрова-Водкина с манерой признанных художников 60-х, так называемым суровым стилем, ставшим к тому времени почти официальным стилем советской живописи. И "Купание" было на месте. И все прозрели. И осознали, что Кузьму Сергеевича судьба наградила всем, что положено иметь художнику, претендующему на исключительное место в истории, - многогранным талантом и тяжелым характером, а осознав, не сопротивлялись и отвели Петрову-Водкину огромное пространство под выставку и высшее место в иерархии. Все оттуда, из 60-х: всенародное признание, бесконечные шуточки по поводу фамилии и "Купание красного коня" на рекламе экспозиции "Искусство ХХ века" Третьяковки. Одна картина как символ всей эпохи - куда уж выше! И даже если "Красный конь" не сразу попал в школьные учебники, то надо было просто немного подождать. Еще немного, чуть-чуть, еще, еще - вот и попал. Шансы нынешнего поколения не так велики. Начать с того, что в 1996 году Петров-Водкин до Москвы так и не добрался. И Москва не поехала к нему: денег не было ни у Русского музея, ни у Третьяковки - не до разъездов, - поэтому показали тогда только картины Русского музея плюс несколько работ из частных собраний. И только теперь эта выставка оказалась в Москве - в сокращенном варианте. Но не сокращенный вариант уменьшает шансы поколения. В конце концов, для Москвы Русский музей отдал самые значительные свои работы, исключая, пожалуй, важную для Петрова-Водкина "Смерть комиссара" 1928 года, - и просто надо самому добавить к питерскому Петрову-Водкину Петрова-Водкина из Третьяковской галереи, чтобы получить Петрова-Водкина полностью. Проблема в другом. Проблема в том, что, словно 60 лет назад, мы можем оказаться не готовы. Так же, как и тогда, наши глаза застит предубеждение. Перед глазами стоит "Красный конь", который при упоминании имени автора приходит на ум с непреклонностью периодической таблицы Менделеева. Мы привыкли видеть в этой картине все что угодно - впрочем, как и сам автор, после начала мировой войны воскликнувший: "Так вот о чем было "Купание красного коня"!" А после 1917 года повторивший то же самое. Для одной, пусть исключительной картины, этого может быть слишком много. Или слишком мало. Невозможно видеть в ней уникальное произведение русского искусства и не видеть типичнейший европейский символизм в духе француза Дени или австрийца Ходлера. Невозможно говорить об использовании приемов иконописи и забывать, что "Смерть комиссара", построенную по тем же приемам, хотели приобрести прямо с биеннале 1928 года итальянские фашисты - и Петров-Водкин гордился этим фактом. И хуже всего: мы привыкли видеть в ней Петрова-Водкина, когда он - разный. В этом можно убедиться в его зале в Третьяковке. В этом можно будет убедиться на выставке в Московском центре искусств. Надо только задуматься об оптике - о том, как от эпохи к эпохе меняется наша способность видеть, о том, каким будет казаться Петров-Водкин еще 30 или 60 лет спустя. О том, будет ли и тогда, как сейчас, одна лошадиная сила перетягивать все прочее. e-mail: Aндрей Ковалев © 1991-2014 ARTINFO дизайн ARTINFO размещение ARTINFO
ЕЖЕДНЕВНЫЕ НОВОСТИ ИСКУССТВА@ARTINFO В МИРЕ В МОСКВЕ В РОССИИ В ПИТЕРЕ В ИНТЕРНЕТЕ ТЕКСТЫ НАВИГАТОР ОРГАНАЙЗЕР ВЕЛИКАНОВ ЯРМАРКИ ТЕТЕРИН НЬЮС ПЕРИОДИКА ФОТОРЕПОРТАЖИ УЧЕБА РАБОТА КОЛЛЕГИ АРХИВ
органайзер ковалева андрея #12 /27 декабря
Константин Агунович. Кузьма Петров-Водкин
http://afisha.ru/art-review?id=557797
Так интересно получается, что по-крупному Петрова-Водкина показывают раз в тридцать лет: почему-то именно тридцать, ровно тридцать. В 1936-м открылась его большая ретроспектива, последняя прижизненная выставка, которая стартовала в Ленинграде, а после переехала в Москву. В 1966-м - первая посмертная, с тем же маршрутом. С астрономической предсказуемостью наступает 1996 год - и снова Питер, снова Русский музей, снова Петров-Водкин... Интересно также, что ни год 36-й, ни 66-й, ни 666-й для Петрова-Водкина юбилейными на являются. Праздновать что-либо петрово-водкинское в эти годы нечего - если не брать легендарного восхождения Петрова-Водкина на дрожащий перед извержением Везувий в феврале 1906-го, когда, засыпанный по шею пеплом, в тлеющем пальто, он увидел, как "на фоне космического величия появился человек" - он сам. Но поскольку есть причины сомневаться, был ли вообще Петров-Водкин на Везувии, эту историю с преображением правильнее будет и впредь считать легендарной, такой же легендарной, как история с падением оземь однажды в детстве, когда на какой-то миг перед Петровым-Водкиным впервые открылась та самая "сферическая перспектива" - пространство, закругляющееся подобно земному шару, увиденному из космоса, - а историю с юбилейной шестеркой списать на мистику. Тридцатилетние промежутки мистичны не менее, однако здесь иррациональные обстоятельства, по крайней мере, дают вполне рациональные результаты: три поколения подряд получали шанс увидеть своего Петрова-Водкина. О том, что увидело поколение первое, сказать невозможно - не потому, что от выставки 1936 года не осталось следов, а потому, что невозможно восстановить оптику того времени. Определенно можно сказать одно: та выставка вполне могла оказаться последней. Заслуженный деятель искусств РСФСР К.С.Петров-Водкин, несмотря на заслуги и регалии - например, на то, что Петрову-Водкину принадлежит абсолютный рекорд по участию в Венецианских биеннале (три раза), - не был художником, который бы вполне устраивал советскую власть. Символист с парижской школой, иконописец в прошлом, который свой интерес к иконе и к религиозному искусству не скрывал и в эпоху воинствующего материализма, - нет, такой человек не подходил под формат советских святцев. Мы бы сказали сейчас, что тогдашний зритель к восприятию Петрова-Водкина не был готов. Тогдашний зритель возразил бы, что, наоборот, не готов Петров-Водкин, что недодумал, недоперековался - короче, масса всяких "недо", с помощью которых только и можно описать творчество Петрова-Водкина в терминах того времени. Поэтому после его смерти о нем предпочитали молчать, знали его по небольшому числу работ в постоянных экспозиция Третьяковки и Русского; "Купание красного коня", отданное автором на выставку в Швецию еще перед Первой мировой, вернулось лишь спустя пять лет после окончания Второй - так что в 1966 году К.С.Петров-Водкин стал открытием. Вот об этом времени можно говорить с большей определенностью. И люди тогда были уже не те, похожи на нынешних, и оптика приспособилась - мы обнаружим немало сходства, сравнивая манеру Петрова-Водкина с манерой признанных художников 60-х, так называемым суровым стилем, ставшим к тому времени почти официальным стилем советской живописи. И "Купание" было на месте. И все прозрели. И осознали, что Кузьму Сергеевича судьба наградила всем, что положено иметь художнику, претендующему на исключительное место в истории, - многогранным талантом и тяжелым характером, а осознав, не сопротивлялись и отвели Петрову-Водкину огромное пространство под выставку и высшее место в иерархии. Все оттуда, из 60-х: всенародное признание, бесконечные шуточки по поводу фамилии и "Купание красного коня" на рекламе экспозиции "Искусство ХХ века" Третьяковки. Одна картина как символ всей эпохи - куда уж выше! И даже если "Красный конь" не сразу попал в школьные учебники, то надо было просто немного подождать. Еще немного, чуть-чуть, еще, еще - вот и попал. Шансы нынешнего поколения не так велики. Начать с того, что в 1996 году Петров-Водкин до Москвы так и не добрался. И Москва не поехала к нему: денег не было ни у Русского музея, ни у Третьяковки - не до разъездов, - поэтому показали тогда только картины Русского музея плюс несколько работ из частных собраний. И только теперь эта выставка оказалась в Москве - в сокращенном варианте. Но не сокращенный вариант уменьшает шансы поколения. В конце концов, для Москвы Русский музей отдал самые значительные свои работы, исключая, пожалуй, важную для Петрова-Водкина "Смерть комиссара" 1928 года, - и просто надо самому добавить к питерскому Петрову-Водкину Петрова-Водкина из Третьяковской галереи, чтобы получить Петрова-Водкина полностью. Проблема в другом. Проблема в том, что, словно 60 лет назад, мы можем оказаться не готовы. Так же, как и тогда, наши глаза застит предубеждение. Перед глазами стоит "Красный конь", который при упоминании имени автора приходит на ум с непреклонностью периодической таблицы Менделеева. Мы привыкли видеть в этой картине все что угодно - впрочем, как и сам автор, после начала мировой войны воскликнувший: "Так вот о чем было "Купание красного коня"!" А после 1917 года повторивший то же самое. Для одной, пусть исключительной картины, этого может быть слишком много. Или слишком мало. Невозможно видеть в ней уникальное произведение русского искусства и не видеть типичнейший европейский символизм в духе француза Дени или австрийца Ходлера. Невозможно говорить об использовании приемов иконописи и забывать, что "Смерть комиссара", построенную по тем же приемам, хотели приобрести прямо с биеннале 1928 года итальянские фашисты - и Петров-Водкин гордился этим фактом. И хуже всего: мы привыкли видеть в ней Петрова-Водкина, когда он - разный. В этом можно убедиться в его зале в Третьяковке. В этом можно будет убедиться на выставке в Московском центре искусств. Надо только задуматься об оптике - о том, как от эпохи к эпохе меняется наша способность видеть, о том, каким будет казаться Петров-Водкин еще 30 или 60 лет спустя. О том, будет ли и тогда, как сейчас, одна лошадиная сила перетягивать все прочее.
e-mail: Aндрей Ковалев
© 1991-2014 ARTINFO дизайн ARTINFO размещение ARTINFO
